Машина была далеко не новая, а очень даже бывалая. Но остальное в его словах – читейшая правда: Людмила действительно внушала ряд опасений. Например, постоянно вертела головой.
– Мне так важно видеть глаза собеседника, – оправдывалась. – А в зеркале – это не глаза, это их отражения. Они совсем не то выражают. Замечали, как отражения отличаются от нас интонациями взглядов?
До чего милые повадки в произношении, до чего сказочная манера мыслить!
– О работе поговорим завтра, – предупреждаю сразу, и сама же испытываю дикое облегчение от этого своего решения. – Сегодня просто будем знакомиться. Только не просите рассказать о себе, у меня аллергия на эту тему – беспрерывно строчу какие-то пресс-релизы. Расскажите лучше…
Обожаю погружения в чужие судьбы. Забываю обо всех тревогах, открываюсь и слушаю, слушаю, слушаю…
Они знакомы почти сорок лет. Учились в одном классе, о чем по сей день вспоминают так красочно, будто и месяца не прошло с момента выпуска… До сих пор бывшие одноклассники не зовут Людмилу иначе, как Невеста, а Михаила – Жених. Ну, прозвища у них такие с самых младших классов, что поделаешь? Имели глупость когда-то открыто подружиться. Сначала обижались на дразнилки, были одни против целого мира… Эдакая детская стопроцентная романтика. Потом на обзывающихся вообще перестали обращать внимание. Да, собственно, и не дразнился уже никто. Просто привыкли называть Женихом с Невестой и воспринимали эти имена, как само собой разумеющееся. Одного мальчика в классе, вон, Пиявкой звали оттого, что в первом классе на спор смачно из ампулы пасту высасывал. Потом высасывать перестал, а Пиявкой так на всю жизнь и остался. Лучше уж Женихом с Невестой быть…
– А недавно – нет, вы не поверите! – звонила бывшая староста класса, нынешняя Пиявиха, и на полном серьезе интересовалась Мишиным настоящим именем. «Людочка, мы тут собрались старинной стареющей компанией, и затеяли спор. Жениха Русланом зовут или Рустамом? Я говорю, Рустам! Потому что иначе, на черта он псевдоним «Миша Мишин» брал? Ясно же, чтобы полностью себя русифицировать…»
И даже когда Жених с Невестой разругались вдребезги, прозвища их остались неизменными. Разругались из-за чепухи, но обернули ссору в трагедию и вели себя потом поразительно глупо. Что поделаешь, оба овны, оба упрямые… Сама ссора, между прочим, даже запечатлена документально. В начале девятого класса…
– Для вас это десятый, вероятно, в наше время никаких одиннадцатиклассников ведь не существовало, – явно специально польстила мне лукавая Людмила и продолжила рассказывать.
… В начале девятого класса, еще до первых контрольных и самостоятельных (точно «до», потому что в той четверти и Жених, и Невеста так тяжело переживали разрыв, что умудрились получить тройки по всем важным проверочным, и этот позор врезался в память на веки) Невеста вдруг ощутила себя Макаренко. Захотелось посамоутверждаться и Жениха повоспитывать.
-– Глупости какие! Это он так думает. Не слушайте его, София, вовсе я не самоутверждалась. Просто не терпела пошлости – и сейчас не терплю, между прочим, – и боролась с ней всеми возможными методами. Сейчас эти методы просто кажутся мне невозможными, иначе ходил бы ты, дядя Миша, лупленный перелупленный… А вместе с тобой еще добрая половина всех горожан.
В общем, девятиклассница Невеста пребольно лупила по спине своего друга Жениха каждый раз, когда он позволял себе ругнуться матом. Делал он это тогда весьма регулярно – общение с дворовой компанией очень даже сказывалось на развитии личности… В общем, Жениху, ясное дело, эти лупасенья по спине не нравились. Несколько раз он предупредил, подробно описав, что предпримет, если еще раз станет объектом Невестиного воспитания. На третий раз хладнокровно поднялся и с невозмутимым выражением лица выполнил обещанное в точности – разобрал гитару Невесты на щепочки. В дневнике Невесты – а она, как всякий порядочный ребенок, вела тогда дневник пионера – целых три залитых слезами страницы рассказывают о страшном горе. По углам рисунка зарисовки – горы щепок, из которых трагичным обелиском торчит обломок грифа, а струны, оказавшиеся милыми симпатичными змейками, расползаются в ужасе. Гитара слишком много значила для Невесты. Смерть гитары девушка простить не могла.
– Да я и сейчас не простила! – не переставая нервировать дядю Мишу своими верчениями, объясняла Людмила, временно забросив дорогу. – Напоминаю ему при всяком удобном случае: «Ты, – говорю, – Мне жизнь испортил. Кто знает, может, я стала бы знаменитой песенницей. Все задатки, между прочим, имелись. И гитара была…»