– Перестань, – утешала меня Людмила совсем недавно, – Твои угрызения смешны. Они уместны только в том случае, если Артур сам говорит тебе всю правду! А я в этом сомневаюсь. Не тот человек, не те привычки….
– Ох, ну, конечно он говорит мне правду! – я бросилась оправдывать его, сама поражаясь своей горячности. – Конечно всю правду. У нас не те отношения, чтобы замалчивать… Слишком близкие. Любая фальшь сразу чувствуется…
– Но ты ведь замалчиваешь!
– На то я и профессиональная актриса. Хоть и бывшая, – увы, утешения не помогали, совесть моя оставалась безнадежно больной…
– Отдыхаете? – как обычно, без стука в кабинет, слегка покачиваясь, вплывает Лиличка. Выглядит она ужасно. То ли заболела, то ли дебоширила всю ночь… – Я с такими ребятами познакомилась! – шепчет мне украдкой, хотя прекрасно понимает, что Людмиле все слышно. – Сафо, ты обзавидуешься! Так что у меня теперь тоже – новые друзья. И большие интеллектуалы, между прочим! – странно, от нее совсем не пахнет спиртным. Ощущение, что она под воздействием какой-то наркоты. Неужели? Мудрая Лиличка, сильная Лиличка, обожающая себя Лиличка и вдруг пошла на такое саморазрушение…
– По-моему, она всерьез тебя ревнует и скучает без тебя, – скажет Людмила несколько позже. – Она ведь, по сути, очень одинока. Может, она и впрямь считала тебя близкой подругой…
– Близким подругам не врут, и не вынуждают их быть лгуньями. Близкими подругами не торгуют и не оттачивают на них свои навыки кукольника, управляющего марионетками… – на самом деле, я и сама уже переживаю за Лиличку, но отступать – права не имею, потому стану настраивать себя на жесткость и бескомпромиссность.
– Кто как, кто как, – покачает головой Людмила, а потом посоветует важное: – Не бросай ее сейчас. Это и жестоко и не выгодно. Нам ведь важно не вызвать подозрений, да?
Я пойму, что она права и тут же отправлюсь к Лиличке чинить перемирие. И даже повод довольно честный найду, и даже ничуть не покривлю душой, говоря:
– Лиль, ты извини, что вмешиваюсь, но мне совершенно не нравится, как ты выглядишь. Что это за друзья такие, от которых возвращаешься в таком состоянии?
Брови Лилички удивленно метнутся вверх, она завернет нечто язвительное о том, что меня это вообще вряд ли может касаться. Но потом сменит гнев на милость, загадочно заулыбается, пригласит меня вечером «посидеть, как в былые добрые времена». Я не откажусь, и видимость контакта снова наладится…
Но все это будет чуть позже, пока же мы с Людмилой сидим по обе стороны от шахматной доски, а Лиличка покачивается надо мной и громко шепчет свои претензии:
– Что-то не наблюдаю у вас напряженной работы. Положим, мне все равно, я сужу по выработке, – Лиличка кивает на ползущие из принтера Людмилины наработки.
Господи, это ж додуматься только, называть рукопись «выработкой»! И ведь знает же, что может задеть этим автора. Знает, и специально все это подстраивает. К счастью, к этой рукописи ни у меня, ни у Люды не имеется никакого благоговейного отношения.
– Я сужу по количеству продукции, – повторяется Лиличка, – И оно меня пока устраивает. Но что будет, если зайдет Геннадий? Как я объясню ему, почему вы средь рабочего дня вдруг затеяли игру. Подставляете меня, дамочки, подставляете…
– Больше не станем, – вру я, не совсем удачно скрывая напряжение. – Это мы в счет обеденного перерыва. Того, который три дня уже у нас из-за объема работ отсутствует! – как в детском саду, честное слово! Наблюдает, церберит, контролирует. И главное, что? Вовсе не «продукт», выходящий из принтера, а количество этого самого продукта, да еще нашу постоянную занятость. По Лиличкиному выходит, что хороший текстовик – это дятел. Все, как ей хочется. И нос сует только в сторону своего дерева, и стучит безостановочно…
– Хорошо, – нарочно не замечая моего раздражения, тянет Лиличка. – Пусть будет в счет обеденного. Тогда у вас есть еще два перерыва времени… Эх, Сафо, на все ты найдешь аргумент и оправдание. Твою бы ушлость, да в нужное русло… – и тут же, не дожидаясь моего возмущения по поводу «ушлости», направляется к выходу. – Эх, пойду, что ли, гляну, как у вас тут все складывается… – по дороге она забирает стопку бумаг из принтера и одобряюще хмыкает, прикидывая количество листов.
– А! Вашу мать! Какого черта ЭТО тут делает?! – верещит, спустя миг. У Гава, у обычно мирного, безобидного Гава сработал инстинкт. Мало того, что на вверенной ему территории находился некто неприятный, так он еще и попытался унести что-то хозяйское… Гав подскочил и – совсем не больно, но грозно тяфкая, – цапнул Лиличку за лодыжку.