А спустя неделю, Карпуша официально пригласил меня на пятилетие фирмы.
– Гулять будем, шуметь будем, веселиться будем, – передразнил он грузинскую интонацию хозяйки заведения. – Если жена есть – приводи. Если подруга – тем более. Не боись, даже если понравится, не заберу. У меня своих красот полон офис.
И всё на удивление сбылось. Гуляли, пили, веселились. И потом долго ещё, когда у меня на душе паршиво было, я к девочкам шла. Потому что никто не умеет так бесшабашно веселиться, как они, и никто не отличается такой прямотой в разговорах:
– Оргазм?! – иссиня чёрная коса Светки нечаянно падает в бокал, – Нет, это непрофесссионально. Ты же на работе. Ты должна контролировать процесс. Сделать вид – это да, это нужно. А свой оргазм я потом в нерабочее время найду. Ты не переживай. Противно?! Бывает противно. Особенно в первые секунды, когда без подготовки, сразу к делу… Ничего, расслабляешься, впускаешь его, как впускаешь зеркало у гинеколога. Противновато, но не больно. А потом уже начинаешь заводиться потихонечку и включаешься в работу.
– Они все лесбиянки, – шепчет мне на ухо пьяная уже Оленька – самая младшая и самая глупенькая девочка из всего офиса, – Ты их бойся. Поговорят, поговорят, потом напьются – хвататься начнут. Они всегда так.
Но ничего подобного не происходило, или я просто всегда уходила слишком рано. Знаю одно: если б не мой тяжеленный характер, стала бы и я проституткой, так всё это со стороны выглядело легко и весело. Но с моей вредностью, увы, дорога туда, где нужно притворяться, закрыта. Я ж честно скажу первому же старому козлу, кто он такой, и что никаких мне денег его не надо… Так что зря Пашенька подозревал меня в причастности к древнейшей профессии. В этом смысле, милосердие мне совсем не свойственно. Мне совсем не жалко похотливых неудачников. Не умеют – пусть не берутся, есть же куча других способов удовлетвориться. А умеют – так им проститутка не потребуется. Они всегда и бесплатно смогут договориться по обоюдосимпатии. А такие, как Артур, исключения, которые договориться могут, но жалеют времени, и хотят свести всё к купле-продаже, такие, которым жалко лишний раз задницу от стула оторвать, когда женщина входит в помещение, и лень растрачивать душевные силы на ухаживания… – такие у меня вызывают глухое бешенство и, если б я решила таки пойти с таким на сделку, то после первых же „я знаю, чего хочу”, разорвала бы все его деньги на мелкие кусочки и сбежала бы, возможно даже несколько раз залепив по морде. Потому что я знаю чего я не хочу – низведения чувств на обычный бытовой уровень. Не терплю нелепых телодвижений, нацеленных на обеспечение того самого, необходимого для удовольствия, трения. Потому что не в трении удовольствие – а в чувствах, которые всегда убиваются понятиями. Оттого и книг на эту тему не читаю, и камасутру не признаю.
– А вы в курсе, что своей безалаберностью лишили нас балетмейстера! – в моём лежбище новые гости. Лиличка усаживается на край сидения, Рыбка нависает над ней, периодически мягко ударяясь головою о лампочку, – Сколько раз просил, будьте внимательней! – Рыбка говорит не мне – Артуру.
– До себя или проекта дела нет, так хоть людей жалей, – ну хоть Лиличка, спасибо, обращается непосредственно ко мне.
– А что произошло? – видя упорное висение в воздухе Рыбки, Артур тоже встаёт.
– Палыч что-то хотел спросить у меня.. Я как раз спустился в туалет… Понятно, Палыч решил, что я здесь и, по рассеянности не смекнув, что нельзя, заглянул сюда за занавеску. Результат – увидел Черубину с маской в руках и бесстыдно голым лицом.
– Я следила за его передвижениями. Видела, как подходил к занавеске, видела, с какими глазами от неё отходил… Великолепно, накануне концерта лишаемся балетмейстера!