Я отвлекаюсь, удивляюсь скучающему Пашеньке. Он настолько не похож на описываемый Рукописью мир, что кажется мне невозможным, как пиво на морозе. Тут люди живут на полную катушку: гениальные поэты вешаются от собственного бессилия, светящиеся актрисы разрываются между чувствами и семьёй, режиссёры-новаторы всем прощают, уверенно идут к торжеству советского искусства, а потом оказываются расстрелянными после пыток в сталинских лагерях… А он, Пашенька, сидит себе на чьей-то кухне, смотрит на меня, как ни в чём не бывало, и может спокойно жить среди всего этого.
Мой сотовый снова заговорил голосом ГенадияСПодбородком. Золотая Рыбка на этот раз изволили отбирать подаренное.
– Слушай, тут переменилось всё.
– Не будете делать из меня звезду? – интересуюсь насмешливо.
– Это не знаю. Это не ко мне, это к … В общем, давай пораньше, а?
– Я не смогу.
– А ты смоги. Серьёзно говорю, проект крутой. Закачаешься. Раз в жизни такой шанс выпадает.
«О! Ну за что мне это всё? Чем дальше, тем страшней… Где ж силы и время на всё это брать?» Прикидываю, что в редакцию из-за Пашеньки опоздаю, а из неё свалю пораньше из-за Золотой Рыбки. Позволяю уговорить себя на более раннее время, хоть и чувствую себя виноватой пред долгом службы.
Интересно… Раз перезвонил, значит и впрямь что-то там им от меня требуется. Прямо приятно, что вдруг я всем такая нужная сделалась.
Пробегаюсь глазами по написанной статье и тянусь за сигаретами, недовольная. Сейчас бы не взорваться, не наговорить гадостей. Пашенька-то чем виноват, что такая слабенькая статья получилась? Неубедительно звучит мой голос, не отображает всей полноты событий. Не стоило и браться! Мысль изречённая – есть ложь. А мысль прочитанная – ложь вдвойне. Потому что дважды искажается: автором – в момент перевода ощущения в слова, и читателем – во время сложения букв в связный текст.
– Что-то не так? – только Пашенькиного сочувствия мне сейчас еще и не хватало.
Озвучиваю ему последнюю мысль. Он смотрит недоверчиво: подшучиваю или правда такая замороченная. Останавливается на втором, просит повторить. На кухню выползает Анна. Её ядовито-малиновые кудри и кружевные панталоны производят на моего новоявленного френда серьёзное впечатление. Меня он уже не слушает.
– Ой, не говори так! – зато слушает Анна и морщится, как от головной боли в период похмелья, – Обидно за читателей. Они что, даунята? Без искажений буквы в слова сложить не смогут?
Радуюсь предстоящей разминке. Быстро стучу пальцами по клавиатуре. Спарринг с Анной – штука захватывающая. Вообще-то я с бабами общаться не люблю. Но Анна – другое дело. Она мне, после Сонечки, всех баб милее и ближе. Пока она невозмутимо допивает Пашенькин кофе, я готовлюсь к атаке.
– Читай, – говорю, подсовывая ей под заспанное лицо экран ноутбука.
«По рзелульаттам илссеовадний одонго анлигйсокго унвиертисета, не иеемт занчнеия, в кокам пряокде рсапожолены бкувы в солве.Галвоне, чотбы преавя и пслоендяя бквуы блыи на мсете. Вдеь мы чиатем не кдаужю бкуву в отдльенотси, а все солво цликеом»
– Ну и что? – быстро оправляется от удара она, – Это только подтверждает, что какую бы чушь автор ни набрал, читатель до основной мысли все равно докопается.
– Да, уж, – распаляюсь, – До основной мысли. Но до своей основной мысли, а никак не до мысли писателя. Потому что все мы мыслим заштамповано, и этот вот текст – яркий тому пример. Читаем знакомые буквы, а остальной текст достраиваем уже по привычке. У рассказчика всегда больше шансов донести себя до слушателя, чем у писателя – до читателя. Рассказчика принимают комплексно и реже опираются на подсознательные штампы…