– Выходит, мы с тобой тут по одному и тому же поводу…– хмыкаю, больше для самой себя. – Ладно, Марин, – проявляю вершины гуманизма, – Давай не будем ворошить. Я смотрю, у тебя еще не отболело…Да и мне все это вспоминать не приятно.
– Нет-нет, – упрямство всегда было отличительной чертой этой девочки. – Мне важно, что б вы всю правду знали. Что б, не думали, будто я совсем уж какая пакостная…То есть я такая, конечно, – Марина фыркает и криво усмехается. – Но все ж легче, когда честно обо всем расскажешь. Да, согласилась работать вместо вас, но не по своей воли – запугали меня, замучали интригами… А как смогла, сразу от них сбежала. Горючими слезами облила напоследок, и сразу сюда поехала. А тут – вы. Забавно, да? Главное, чтоб остальные нас тут не нашли, правда? А то я уже совсем крышей еду – всюду вргаи мерещатся… Но это и не плохо. /Слава богу, мой дружище, есть у нас враги,/значит, есть, наверно, и друзья/…– цитирует Маринка и заискивающе так заглядывает мне в лицо. – Вы, Марина, знайте, что всегда мне были глубоко симпатичны, и что никаких гадостей я вам делать не хотела. В общем, можно на «ты», а?
Марина тянет мне свою крепкую руку и настороженно щурится.
Ну что тут говорить? Забудем все глупости. Мне с ней детей не крестить. А обиду таить – дело гиблое…
И потом, рада я этой девчонке. Несмотря ни на что – рада. Слишком свежи в памяти наши увлекательные московские беседы. В этом мире настолько редко встречаешь своих – тех, кто мыслит так же, интересуется тем же, горит от того же, – что в конечном итоге, плюешь уже на путаницу, ими образованную, а радуешься попросту их наличию в твоей жизни. Я решила не привередничать, простить великодушно и в дальнейшем общении не отказывать.
Пожимаю протянутую руку, подмигиваю.
– Не боись! – говорю, – Если к нам еще наши милые прошлы работодатели сунутся, мы их вмиг к стенке прижмем. Нас ведь теперь целых двое…
Неожиданно крепкой непечатной тирадой Марина поддерживает меня, рассказывая, что и в каких именно позах мы проделаем с Артуром – нашим бывшим менеджером, если он посмеет сунуться к нам, или к её, Марининым, малышам. Х-м-м…
Не ожидала от этой барышни такой матерной прыти… Впрочем, какая разница, как выражаться, если мыслим одинаково?
– И кем ты в агит-туре быть собираешься? – спрашиваю, чтобы сменить тему.
– Да уж кем возьмут. – кривится Марина,
– И я также…
Внезапно пропала всякая охота говорить. Так и сидели мы с бывшей моей массажисткой на сумках, тихо-тихо, ноги поджав, колени обняв, глядя вдаль и о своем думая. Вечно, наверное, сидели бы так, потому что спешить нам на самом деле было некуда. Бросая Москву, мы, по сути, бросали себя. Были теперь, в общем, обе погибшие, а значит, считай, бессмертные. Как эльфы Толкиена, временем пренебрегавшие и не скупившиеся тратить столетия на обмен взглядами.
И тут Марину позвали на собеседование.
Вышла она оттуда загадочная, улыбающаяся, светлая.
– Меня во вторую агитбригаду назначили. Там, оказывается, все перетасовалось. Основная группа зимой поедет, перед выборами. А мы – сейчас, для создания нужной атмосферы в массах. Они – тур политический, а мы – просто так. Едем под лозунгом: «искусство – массам!» Или как там это будет звучать по-украински? – Маринка тараторит очень весело, потом лукаво прибавляет: – Я побегу, а то сама потом место, где нужный поезд стоит, ни в жисть не найду. А так – поеду с ребятами… Я там кое с кем уже знакома, – Маринка хитро щурится. – Понимаешь, когда с малыми детьми все время живешь, а потом вдруг на свободу вырываешься, то… Ну, в общем, симпотный там мальчик один с нами едет. Вызвался к поезду провести… А хочешь, мы тебя подождём?