Да что ж это такое делается! Кругом виновата, кругом скомпрометирована, кругом пристыжена. Кутаюсь в полотенце, выхожу в тамбур, прежде чем несносный Валентин успевает просечь, кто мешал ему умыть скукоженный от старости и сна фейс.
– Неудачный день, – вздыхаю, как бы сама себе, но и вынимаю из Диминой пачки сигарету. – Все бы ничего, когда б я так не тормозила… Столько дел, прямо не знаю, за какое хвататься! – всплескиваю руками, демонстрируя свою беспомощность. – Тебе не холодно? – спрашиваю по возможности заботливо.
– Нет, – Дмитрий стоит с намотанной на голову футболкой и глядит куда-то сквозь меня. – Не холодно, но уже и не жарко. Знаешь, ведь телефонный разговор и мытье головы – действительно куда более толковые занятия, чем то, которым я пытался тебя увлечь… Нелепые телодвижения, бессмысленный расход калорий!
По всему видно, что Дмитрий обижен. Тяжело вздыхаю, осознавая собственное бессилие. Что поделаешь, если у человека нет чувства юмора? Ну, так вышло, ну что ж теперь…
Молча докуриваю. Дмитрий хмурится и тоже молчит. Выхожу из тамбура, решив насовсем забыть обо всем этом инциденте. В конце концов, я всегда была суеверной, а происшедшее стечение обстоятельств иначе, как знак истолковать невозможно. Кто-то предупреждал меня не заводить отношений с Дмитрием…Кто-то не хотел, чтобы я его потом погубила…
Вот с того самого момента ощущение недосказанности, а если уж смотреть правде в глаза – недоделанности, стало попросту преследовать нас с Дмитрием. Внешне все выглядело очень благопристойно. Глупые шуточки, невинные переглядывания. Но на деле, я вспыхивала вся при всяком появлении Дмитрия, и не знала, куда деваться от навязчивых мыслей о необходимости завершить начатое. Как назло, мы оказались людьми схожих взглядов, и Дмитрий мгновенно вписался в нашу с Ринкой компанию. Он практически поселился в нашем купе, всякий раз необходимый, и всякий раз сбивающий с толку. Мы с ним вздрагивали от любого случайного соприкосновения, усердно делали вид, что ничего не происходит, и оба – это потом подтвердилось откровенными разговорами – засыпали с воспоминаниями о той прерванной сцене и мечтами о том, чем, собственно, она могла закончиться.
– Что на деле было? – гремит голос Мадам, взрывая образовавшуюся было тишину. – Карты метут, карты не врут, карты картины картона кладут…
– Что-что? – вяло переспрашиваю я. Торжественность обстановки разбивается вдребезги об очередную причиталку цыганки.– Почему картины картона? – спрашиваю, будто воспитательница младшей группы у ребенка, который нарисовал оранжевое небо и малиновое море. – Кого карты метут?
– Ты не слова слушай, ты звуки слушай. Слова в мозги стучаться, звуки – в сердце. Молчи, не говори, что кидаю, смотри…
Послушно замолкая, стараясь воспринимать тарахтение гадалки, словно мантру.
Резким движением Мадам срывает две карты сверху колоды и швыряет на стол. Оба темных валета выглядят перепуганными. Мадам хватает их за головы и выкладывает к общей картине разложенного.
– Разговоры были – споры и баталии. Пустые споры, но с намеками. А вот и первые обиды подоспели. Насыщенная жизнь, гляжу, у тебя была. Плотная.
Споры? Да споров за время нашей поездки было столько, что память нужно докупать, чтобы все их в голове удержать.
Малой – самый юный артист кабаре двойников, и вдобавок отличный баянист, – как-то поспорил с Андреем из балета, что сможет съесть целую пачку маргарина. И съел, чем чуть не сорвал очередной концерт, за что потом и его и Андрея думали даже выгнать с поезда. С тех пор в столовой висит совершенно идиотская табличка: «Развивайте инстинкты самосохранения. Помните: на время тура не только ваша жизнь, но и ваше здоровье не принадлежит вам, а, значит, нанесение ему вреда – дело преступное».
Зинаида – на глазах стареющая прима нашей труппы, – заявила как-то, что сможет на первом же своем выходе заставить зал аплодировать стоя. Валентин утверждал, что на первых пяти номерах концерта это невозможно. Зинаида заключила дорогостоящее пари, а я была свидетелем. Выйдя с первыми аккордами проигрыша, прима подала знак звуковикам, чтоб включили её микрофон и прямым текстом, никому не подражая, а со своей родной жеманной интонацией заявила: «Краматорск, привет! Вижу, – вы отличный зал. А сейчас мне нужна ваша помощь. Встаньте, пожалуйста. Да, да, и вы, и вы, все… Отлично! А теперь повторяйте за мной!» – Зинаида принялась хлопать под музыку проигрыша, потом, обернувшись вокруг собственной оси, мгновенно сменила образ и принялась изображать Пугачеву, как и было положено по сценарию. Валентин кричал, что спор она не выиграла, потому что зал аплодировал стоя по принуждению. Мы с Зинаидой – ратовали за справедливость и давили на то, что в споре не были оговорены технологии, которыми может воспользоваться артистка. Режиссер Григорий негодовал, и из последних сил сдерживался, что б не выругать приму на глазах у всех. Почти насильно утащив Зинаиду в какой-то закуток закулисья, Григорий громогласно высказал все, что думает.