Моховчук не сразу понял, что крик захлебнулся: Света замолчала, видно, случайный удар по гортани лишил ее голоса. Стало тихо, только магнитофон продолжал журчать о дальних далях, горных высях и неземной любви. Иван опустил руки, с трудом разжал сбитые в кровь кулаки.
Девчонка была еще жива. Она лежала на золотых сиренах и выглядела смешно и жалко — голая, изломанная, как кукла, в нелепой позе. Лица у нее больше не было — кровавая маска. Остались только глаза, и в них застыло удивление. И злость.
Кровь залила ей всю грудь и продолжала литься из рассеченной брови. Она хрипло дышала и все старалась поймать взглядом глаза Моховчука. А распухший рот по-прежнему был открыт в безмолвном крике.
— Сама напросилась, — буркнул Моховчук. — Теперь пожинай плоды!
Она прикрылась покрывалом, и губы ее что-то шептали. Проклятия, конечно же. Иван отступил на шаг, полез в карман и достал стеклянный пузырек. Осторожно отвинтил крышку, поднял глаза на изуродованное лицо Светланы.
Просто удивительно, как легко можно уничтожить красоту. Еще вчера вечером, во время выступления, тысячи людей аплодировали этой дряни, мечтая хотя бы о ее мимолетном взгляде. Еще пять минут назад она была желанна, и этот длинноволосый боров пел дифирамбы ее красоте.
Ишь, тянется к телефону… Никак не хочет умирать сама. Цепляется за жизнь, как кошка. Жаль, что решилась на предательство… Сидела бы тихонько, слушалась бы босса: танцевала, когда он попросит, раскидывала ножки, когда прикажет… Ан нет… Прав был босс, когда говорил, что женщинам доверять нельзя — кажется, сама природа создала их для предательства.
А еще босс говорил, что женщин следует опасаться больше, чем мужчин, потому что мужчина идет прямо — он ясен, понятен, открыт, и справиться с ним легко. Женщина — иное дело. Пути ее окольны, а замыслы — темны. И потому следует не спускать с них глаз и безжалостно наказывать при первых же признаках предательства, и даже раньше — при одном только сомнении в лояльности, потому что женщина держится рядом, сеет сомнение и может ударить прямо в сердце. Нужно давить их, как тараканов! И никаких. эмоций. Никаких эмоций.
Девушка продолжала хрипеть, и Моховчук склонился над ней с флаконом в руке.
— Странная штука — красота, — сказал он. — Для одних — счастье и удача, для других, как, например, для тебя, — сплошные неприятности. И никакого хэппи-энда. Извини. Но зря ты пошла против босса. Дурной пример. Он, знаешь, может быть заразительным. — Иван встряхнул флакон, посмотрел сквозь него на свет ночника. — Это хорошо, что на тебе лица нет. Не так жалко.
Света попятилась, попыталась увернуться, но содержимое флакона плеснуло в глаза, обожгло ледяным жаром. Она попыталась закричать, но из разбитого горла раздался лишь сиплый хрип. И тогда она скатилась с кровати и на ощупь поползла в сторону ванной, чтобы окунуть в воду, омыть лицо, хоть на миг ослабить действие соляной кислоты, разъедающей ее плоть до костей.
Со стороны это выглядело очень жутко. И смешно. Она не плакала — скулила, как месячный щенок. Моховчук усмехнулся, глядя на судорожные движения девушки, а потом засмеялся, просто захохотал в голос — и хохотал долго, буквально рыдал от смеха, никак не мог остановиться, даже скулы уже начинало сводить. А когда нервный смех наконец оставил его, Светлана была мертва — лежала на ковре, закрыв лицо руками, словно хотела спрятаться.
Это было странно. Иван впервые совершил убийство, и теперь стоял, прикрыв глаза, вслушивался в себя. Сколько раз, глядя криминальные хроники по телевизору, он задавался вопросом, что же чувствует палач у тела своей жертвы: страх? сожаление? экстаз?..
— Ничего, — пробормотал Иван. — Совсем ничего. Пожалуй, только усталость.
Он поднял с пола флакон, вытер его покрывалом, стирая отпечатки своих пальцев, подошел к Витьке. Тот заворочался, застонал. Похоже, через минуту-другую он должен прийти в себя. Иван засунул флакон в руку незадачливого любовника. Затем он включил магнитофон на полную громкость и быстро вышел из квартиры. Входную дверь он оставил открытой. Минут через десять соседи не выдержат этой какофонии, поднимутся с постели и примчатся для скандала. Естественно, они войдут в комнату и наткнутся на изуродованное тело девушки. А рядом с трупом будет сидеть маньяк-убийца с пустым флаконом в руке. Прекрасный, отработанный сюжет. Прямо для телевидения. И следователю не придется распутывать дело — все налицо: труп, убийца, свидетели, орудие преступления…
Моховчук помчался по лестнице вниз, перескакивая сразу через несколько ступенек. «Сработано отлично, — думал он. — Все-таки голова у босса варит. Отличный план. И выполнен безукоризненно. Теперь нужно узнать, как обстоят дела у этих сопляков — Кольки и Мишки Пончика. Они скоро позвонят… Черт!..»