— Фу, котик!..
— Специфика работы, моя дорогая. Без этого — никак нельзя.
— Понятно…
Надя прошлась по комнате мимо круглых гнезд диких ос, мимо африканских скульптурой, мексиканских идолов, индийских божков, соломенных масок и капюшонов, которыми должны накрывать головы медиумы во время транса, когда их забирают в свои владения многоликие божества. Амулеты, талисманы, заспиртованные в банках гадюки, сосуды темного стекла с растолченными в пыль кореньями, пучки сухих трав, свисающих, как скальпы поверженных врагов…
— Ой, Вадик! Сколько книг!..
Полки вмещали в себя тысячи книг. Были здесь новые, еще пахнущие типографской краской издания, но большинство книг прошли через время. Они были на разных языках, разного размера и толщины, и от них тянуло плесенью, а некоторые побуревшие кожаные переплеты были прикованы к полкам цепями.
Сумрачность библиотеки внушала благоговение и беспокойство. Надя поежилась. В своем летнем, пожалуй, даже чересчур открытом платье она вдруг почувствовала себя неуместной среди этих томов.
— Это книги о магии?
— О магии?.. Скорее о потерянной, забытой духовности, о благословенных временах, когда христианство еще не завладело миром. Это книги о временах, заселенных демонами, духами, присутствием мертвых, эманациями вечности… — Оболенский вещал загробным голосом: то ли шутил, то ли действительно испытывал благоговение. — Смутные, разрозненные знания, осколки былого великолепия. Индийские брахманы, пифагорейцы, древние иудеи, египетские маги, гимнософисты, даже шаманы Крайнего Севера, друиды Британских островов, мексиканские колдуны… Забытый, потерянный мир.
— Наверное, это был чудесный мир.
— Да, чудесный. Тот мир был насыщен гармонией чуда, тонким присутствием потусторонних сил, и нужно было их постичь, позволить им проникнуть в сердце, завладеть разумом. Делалось это при помощи магии. — Надя заметила, что в голосе Вадима исчезли шутливые нотки. Оболенский был серьезен, торжествен и строг. — Только магия позволяет воздействовать на природу сил, приводящих в движение гомеопатию. Ах, белочка моя! Смешно смотреть на потуги современной науки! Истинная мудрость неуловима, преходяща, ускользаема — она выше всех измерительных приборов.
— Неужели ты прочел все эти тома?!
— Все, — кивнул Оболенский. — Но секрета так и не нашел. Увы.
— Ты совсем как Бойко. Тот тоже все время ищет какую-то древнюю книгу. Про магию.
Вадим удивленно приподнял брови.
— Про магию?
— Да, — улыбнулась девушка. — Выписывает книги бог знает откуда, все читает, читает, а потом выбрасывает книгу в мусорку. Иногда даже рвет в клочья. Не то, мол. — Надя опасливо оглянулась, подошла к Вадиму, прошептала на ухо: — Я сначала думала, что он какую-нибудь формулу ищет. Он: ведь химический факультет закончил, виды подавал, мог стать большим ученым… А потом поняла, что дело здесь не в химии. Он с мертвыми разговаривает. Ей-ей! Я сама слышала. Может жару или дождь наслать. Или болезнь. Сказать по секрету, я его немного побаиваюсь.
— Неужели? — недоверчиво улыбнулся Оболенский. — Такая отважная воительница, танцующая с кобрами, — и боится какого-то там… Забыл, как его…
— Бойко, — все тем же шепотом подсказала девушка. — Владимир Семенович Бойко. И он не какой-то там… Ох, зря я тебе про него сказала!
— Ты поразительное создание! С тобой не соскучишься… И ты все время такая разная… Не понимаю.
— Чего?
— Перемен твоего настроения. На теплоходе ты была одна, потом стала другая. Странно даже!
— А какая лучше? — Надя кокетливо улыбнулась, скрывая свою растерянность: неужели Вадим заметил подмену?.. — Какая из нас тебе милее: та, другая, или вот эта?
Она раскинула руки в стороны, словно для объятий, приподнялась на цыпочках, стройная, сверкающая молодостью в полумраке «Пещеры», сильная и желанная.
— Обе хороши, — выдохнул Оболенский. — И все они — ты! Иди ко мне, моя кошечка!.. Дай-ка я тебя обниму.
— Ах, котик!.. — жеманно наморщила носик Надя. — Только не здесь… Я здесь не хочу.
— А что ты хочешь? — Нос Оболенского, красный, пористый, уже навис над глубоким декольте. — Хочешь звездочку с неба? Нет?! А сама хочешь стать звездочкой? А-а, вижу, вижу!.. Хочешь! И правильно. Я сделаю тебя звездочкой, настоящей звездой! Твои портреты — везде, тебя будут узнавать в лицо, тебе подражать, тобой восхищаться… Хочешь?
— Ах, котик!..