Закрепив бечевку на крыше, он спустился по стене до электрического кабеля. Затем, продолжая висеть на одной правой руке на высоте в десять метров, он закрепил на кабеле пластиковую взрывчатку, осторожно вставил микровзрыватель. Теперь стоило Бойко нажать на кнопку дистанционного взрывателя, как раздастся небольшой, едва заметный взрыв. Однако кабель перережет, как ножом. Так что с босса причитается премия. Впрочем, Бойко платил вполне достаточно, чтобы вести безбедную жизнь. Можно было бы уходить на покой уже сейчас. Но это было не в характере Ивана. Он предполагал поработать с боссом еще лет десять. Во всяком случае, пока он в отличной физической форме. А от болезней после сорока никто не застрахован. Там и поглядим, подумал Иван, вновь забираясь на крышу.
Он вернулся прежним путем. Спускаться было легче, чем подниматься, однако приходилось расшатывать и складывать в рюкзак клинья. Следы в растворе между кирпичами останутся, но заметить их можно будет только специально приглядываясь. Отталкиваясь большими пальцами ног от стены — ступни могли оставить следы, способные вызвать подозрение, — Иван поправил закрепленную наверху веревку и большими прыжками, от клина до клина, скользил по стене.
Как и в жизни, иронизируя над собой, подумал Иван: то карабкаешься вверх, столько усилий предпринимаешь… то стремительно падаешь вниз. Впрочем, в данном случае его спуск — это своего рода подъем: каждый метр спуска по отвесной стене поднимает его финансовый счет у Бойко.
Опустившись на мягкий травяной газон, он прислушался. Кажется, обошлось. Теперь нужно бы уничтожить последний след — веревку. Он щелкнул зажигалкой. Сделанная из специального, очень прочного и быстро сгорающего материала, веревка мгновенно занялась. Ниточка огня вспорхнула к самой крыше и потухла, осыпаясь пеплом. Иван перекинул рюкзак за плечи и бегом бросился к забору.
Только переодевшись и упаковав в мешок свое снаряжение, он почувствовал, как смертельно устал. И как чудовищно хочет есть. Но оставалось еще одно дело. Иван завел машину и поехал в город. Адрес Измайловой он помнил наизусть.
Сон все не шел. Небо затянули тучи, и в окно о дробным треском начал хлестать дождь. Матвей осторожно вытащил руку из-под Аниной головы, на цыпочках прошел на кухню, закрыл за собой дверь.
Очень хотелось курить, но курить нельзя — Аня не выносила табачного дыма. «Обойдусь, — решил Матвей. — Проявлю волю и выдержку». Матвей попытался улыбнуться, но ничего не получилось.
«Великолепие великосветского времяпрепровождения всегда восхищало венценосца весельем венского вальса».
Странная буква «В». Очень изысканная и деликатная. Похожа на женские груди. Вид сверху. Или на ягодицы. Вид снизу, что само по себе уже совсем не так изысканно и деликатно.
«…Вдруг враждебный вихрь ворвался в волны венского вальса. Все видоизменилось…»
А еще это очень бесовская буква: вакханалия, великаны, вампиры, ведьмы, водяницы, вой, всхлипы, визг, вопли… И вечность. В букве «В» собрана вся ночь. Вон она… Крадется за окном, как волосатый вурдалак с мокрой, дымящейся от сырости шкурой, осторожно заглядывает в темные прямоугольники окон, скалится на запоздалых прохожих, снующих между его мокрых лап. А вдоль обочин текут мутные ручьи. Город. Огромный город, над которым безраздельно властвует ночь. Матвей уже давно стал ненавидеть слова, которые начинались с буквы «В».
«Странно, но ночью я перестаю чувствовать себя венцом творения и хозяином этого мира. Блекнет уверенность в своих силах, тает определенность, нарушается порядок во всем, а причины и следствия меняются местами. Значит, неопределенность и страх порождает темнота? А ночь — это всего-навсего отсутствие света? Но ведь это не так. Тогда квадрат — отсутствие круга, а смерть — отсутствие жизни?! Или же смерть — иное состояние, неразрывно связанное с жизнью? Как ночь и день? И кто-то непонятный, с мокрыми лапами, пытается перевести Аню из одного состояния в другое. И если у него это получится, для меня наступит ночь. Навсегда».
Матвей, вздохнув, отвел взгляд от окна, ступая босыми ногами по холодному полу, подошел к газовой плите и напился из чайника, прямо из носика. Свет он не зажигал. Страшно было даже подумать — зажечь свет. Тогда он будет весь на виду, и тот, с мокрыми лапами, сможет смотреть на него из-за дождя неоновыми пятнами фонарей, оставаясь невидимым и неуязвимым.
«Уехать! Кинуть все и умотать к черту на кулички, спрятать Аню от вурдалаков и водяных, защитить, уберечь… Но куда бежать? Мир, оказывается, такой тесный… Бежишь по нему, будто топчешься на одном месте, а спина твоя на весь горизонт, беззащитная, уязвимая. Сам погибнешь и Анну не спасешь… Странно даже, что где-то там, далеко, или совсем рядом, под окнами, бродит хищник, охотится на эту женщину, единственную, самую дорогую… Нет, нужно докопаться до истоков, узреть корни и нападать. Это будет лучшей защитой. Вот только где он, этот хищник? Как до него добраться?»