В приемную вошла сестра и проводила женщин в соседнюю комнату, которую Аня тут же окрестила «молочно-металлической». Сквозь жалюзи струился молочный свет, на столе у окна и в застекленных шкафчиках у стены устрашающе блестели какие-то незнакомые, жуткие на вид инструменты. Около стола стояли белый шкаф с историями болезней и вращающееся кресло с обтянутыми белой тканью подлокотниками, напротив — такое же кресло для пациентов. Несколько поодаль, за дверью, высилась ширма, тоже белая. Стандартное оборудование кабинета врача, приводящее пациента в глубокое уныние.
Сомова в кабинете не было. Надя нерешительно потопталась в дверях, потом уселась в кресло для пациентов. Второго кресла не было, и Аня подошла к стеклянному шкафу, начала рассматривать хирургические инструменты, заглянула в эмалированный лоток и вздрогнула, увидев его содержимое.
Нос, три пальца, ухо, кисть руки, мужской половой член… лежали в лотке и, казалось, только что были отрезаны — еще дышали уходящей жизнью. Внимательно присмотревшись, она поняла, что перед ней муляжи. Они казались такими настоящими! Анне стало не по себе. Ей даже и в голову не приходило, что слишком точная копия может производить такое тягостное впечатление. И завораживающее одновременно.
Такое впечатление производит или совершенная красота, или совершенное уродство. Дилетанту трудно представить, что безобразное может вызывать такие же эстетические эмоции, как прекрасное. Красота и уродство — два крайних звена одной цепи, а цепь может смыкаться. Об этом знают художники. И хирурги. Недаром один известный хирург в частной беседе признался, что для него настоящая красота — это женский живот, вскрытый, весь в крови, с зажимами на кровеносных сосудах!
Вот и эти муляжи… В них заключено совершенное уродство, какое-то особое уродство — эти предметы имитируют жизнь, не будучи сами по себе ни живыми, ни мертвыми! И не потому, что в чем-то они отличаются от настоящих органов. Скорее наоборот, они воспроизведены слишком скрупулезно. Значит, именно слишком большая приверженность форме приводит к противоположному результату — к отходу от реальности?.. Или же дело в том, что муляжи неподвижны. Видимость жизни, застывшая в неподвижности. Не потому ли мимы, застывшие на площадях, вызывают такой интерес публики? А если маска, которую собирается сделать для Нади доктор Сомов, будет производить такое же жуткое впечатление?
Измайлова отпрянула от шкафа только тогда, когда в кабинет вошел доктор Сомов. У него была внешность Айболита: лысина, очки в роговой оправе с толстыми стеклами, похожими на линзы, пухлые щеки…
Некоторое время Сомов молчал, в замешательстве глядя на Анну.
— Позвольте, — сказал наконец он. — Вы от Бойко?
— Да.
— Как интересно! Неужели это вам плеснули в лицо кислоту? Признаться, я не ожидал… Никаких рубцов…
— Нет, что вы! — Аня посторонилась, указывая на Надю. — Вот ваша пациентка!
— Извините. А я-то думал… — он уселся за стол, посмотрел на Надю и откашлялся. — Ожоги, рубцы, — участливо сказал он. — А ведь я вас знаю. Видел по телевизору. Н-да… Вы закончили курс лечения в клинике?
— Мой врач сказал, что дальнейшее лечение не принесет заметных результатов, — тихо ответила Надя.
— Так, так, так… Вокруг губ лицо как будто не пострадало? А как обстоит дело с глазами?
Надя сняла темные очки.
— Глаза тоже уцелели, — констатировал Сомов. — Ваше счастье! — и с жаром, будто это касалось его самого, добавил: — Глаза и особенно губы!.. Это самое важное! Если они теряют подвижность — очень плохо… Одними муляжами обмануть никого не удастся. Да-с, милочка моя!
Было очевидно, что Сомов увлечен своим делом. Пристально разглядывая Надино лицо, он, казалось, вырабатывал план предстоящих действий. И нотки фальшивого участия из его голоса исчезли. Какое может быть участие? Он — врач, она — пациентка, им вместе работать — требовательность и еще раз требовательность.
— Работа предстоит сложная, — бормотал он, разглядывая Надю с таким жадным интересом, что она смутилась. — Ювелирная, можно сказать, предстоит работа. Не муляж какой-нибудь слепить. Муляж что? Тьфу — ерунда. Хотя тоже требует мастерства. Взять жидкий кремний… Раньше пользовались гипсом, но — не то, не то… Дело в том, что гипс не позволяет передать мельчайшие детали… А вот при помощи жидкого кремния можно точно воспроизвести тот или иной орган пациента, передать почти неуловимое, только ему присущее своеобразие… Но по сравнению с изготовлением лица все эти муляжи — детский лепет. Лицо есть лицо…
— А вы сможете вернуть Наде ее лицо, то самое, прежнее? — спросила Аня.