— Что это за структурная лингвистика? — поинтересовалась Аня.
— Это научный анализ, основанный на принципах символической логики. М-м… Короче, программа позволяет очистить человеческую речь от мусора: бессмысленных предположений, сравнений, метафор, цветистых оборотов, смутных полунамеков… Остается только голая истина — одно-два предложения, в которых сконцентрирован весь смысл. Я применил программу к речи Профессора. Минут через десять получим результат.
— А что ты сам скажешь?
— Сам я скажу, что теперь знаю Бойко лучше, чем себя самого. Вот он, весь на ладони. Здорово его Профессор разобрал. Прямо по косточкам. Профессионал. А его фокус с гипнозом?! Знаешь, на секунду я точно ощутил чувство полета. Как это выглядело со стороны?
— По-дурацки. Мы спускались по лестнице в холл, ты завел разговор о птицах на фарфоровых тарелках, потом заговорил о полете вообще. Тогда Сергей Сергеевич вытащил из кармана часы, поводил их у тебя перед носом, ты тут же и отрубился — руки поднял, замахал ими, как…
— Как орел?
— Как пингвин. А потом Профессор щелкнул пальцами, и ты приземлился.
— Как орел?
— Вид у тебя был, как у мокрой курицы. Ой, смотри — программа выдала результат. Что это за значки?
— Символы.
Матвей подался к монитору, застучал по клавиатуре, переводя символы в привычные слова. Абстрактные математические значки стали вспыхивать красным цветом и исчезать. Через минуту вспыхнул и исчез последний значок. Экран был чист.
— Черт побери! — ахнул Матвей. — Ничего. Не может быть. Глазам не верю. Неужели за три часа нашей беседы Профессор не сказал ни одной определенной фразы, причем мы этого даже не заметили?!
— Профессионал, — напомнила Аня. Она была поражена не меньше Матвея. — Может быть, компьютер барахлит?
— Может быть. Никогда не барахлил, а сегодня — бац. Черт! Столько времени зря потратили. Который час?
— Отрицательный результат — тоже результат. Теперь мы кое-что знаем о Профессоре. — Она бросила взгляд на часики и вдруг замерла, удивленно посмотрев на Матвея.
— Что с тобой, Аня?
— Какая же я дура!
— Ну, академиком тебя не назовешь, но… Да что с тобой такое?
— Часы. Те, которыми Профессор тебя загипнотизировал.
— Ну?
— «Картье». До меня только сейчас дошло! Это он! Он был в казино и плеснул кислотой в лицо Наде! А мы-то, мы!.. Хороши, нечего сказать.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Здесь, в просторном холле, отделанном гранитными плитами, царила особая тишина. Пол был натерт до зеркального блеска, широкая лестница поднималась наверх, и ковровая дорожка на ступенях заглушала звук шагов.
«Что может быть странного в тишине? — подумал Бойко. — Тишина есть отсутствие звуков. А разве может отсутствие чего-либо казаться странным? Конечно, может. Например, странный недостаток финансовых средств. А тишина действительно странная — полная, глухая, более жуткая, чем тишина пустой квартиры… В квартире тикают часы, настырно гудит муха, где-то наверху ссорятся соседи… Там тишина живет. Звуки просто прячутся. А здесь они вымерли или убежали прочь из этих стен, за ограду. Опасная, беспокойная, мучительная тишина. Тишина кладбища. Вот сейчас из-под ступеней донесется стон и скрежет зубовный. Это покойники. Вот они заворочаются в тесноте своих склепов, попробуют приподнять крышки гробов иссохшими руками, и эти тщетные усилия наполнят гранитный холл шорохами смерти и разложения.
Как страшно, — усмехнулся Владимир Семенович. — Просто кровь леденеет в жилах и волосы становятся дыбом! А я все поднимаюсь по ступенькам, и конца этой дурацкой лестнице не видно. Иду и иду… Все вижу, все слышу. Чу, заскрипели крышки гробов, застучали кости, медленно, нить за нитью, спадает со скелетов ткань саванов…»
Лестница вывела в коридор со множеством дверей. Бойко постучался в ближайшую.
За столом сидела маленькая сухая старушка в солнцезащитных «велосипедах». Она была одета во все черное, даже кольцо на пальце было сделано из какого-то темного металла. А лицо и руки, наоборот, казались неестественно бледными, выцветшими, словно женщина никогда не выходила на солнце, а сидела здесь, за столом, с самого своего рождения.
— Мои соболезнования, молодой человек, — прокаркала старуха. — Но только не думайте, что жизнь кончена и ничего хорошего впереди не будет. Будет. У вас все еще впереди. Я знаю. Всякого навидалась. Работа такая. Вы садитесь, садитесь… В ногах, чай, правды-то нет.