Если сам человек является источником свободы, то и вопрос о гражданской свободе должен быть связан с личностью человека, а не с обществом. Ведь все, что является нашей профессиональной, социальной, семейной жизнью, зависит отнюдь не от свободы, и не нуждается прежде всего в свободе, но требует заботы, охранения, интеллектуального роста, справедливости, ограждения от разрушения. Любое общество держится, как писал в начале ХХ века философ Лев Тихомиров, «авторитетом, силой, дисциплиной, расслоением; сам по себе общественный процесс не обнаруживает никакой надобности в свободе, даже находится с ней в некотором противоречии».
Нынешнее постоянное беспокойство людей, живущих в телевизионном зазеркалье, об уменьшении удельного веса свободы в обществе, о тоталитарной угрозе, цензуре и т. п. — это беспокойство о себе любимых, о своем узком клане стражей либерализма. В русской культуре и народном сознании есть много того, что выше, сладкого слова «свобода». Это такие нравственные и гражданские качества, как справедливость, трудолюбие, героизм, честность, самопожертвование, правдолюбие, терпение, искренность, жалость, сердечность… Свобода у нас никогда не являлась верховной и главной ценностью. У нас опора другая, мы спрашиваем себя: для чего мне дана свобода, а не от чего она меня освобождает.
Для чего нужна «свобода», к примеру, старику, обманным путем лишенного жилья? Да, либералы дали ему гражданские свободы для выборов, голосований, но… выгнали при этом на улицу. Что делать со своей «свободой» подростку, если практически нет бесплатных спортивных и культурных учреждений? Наконец, даже и родительница всяческих свобод и равенств, Европа, перед угрозой реального террора поставила вопрос однозначно: свобода или безопасность? Европа выбирает безопасность.
Именно нам в начале нового тысячелетия придется стать свидетелями глобального кризиса идеи свободы. Увы, но гражданские и культурные свободы страшно понизили и уменьшили человеческую личность: обычный человек все больше сил отдает простому выживанию, и все меньше — развитию собственной личности. Ему, маленькому человеку, нужно думать о завтрашнем дне, о прокорме семьи, о средствах на медицину, образование, на ЖКХ… А по мысли телеоракулов он должен с утра до ночи размышлять о свободе. Кстати, когда в качестве авторитетных уполномоченных свободы выступают телеведущий или телекомментатор, нельзя не задуматься и о легкомысленности общества, которое удовлетворяется не самыми лучшими, не самыми умными, не самыми честными авторитетами.
Так какой реальной свободой обладает все-таки современный человек? Только свободой чувственности — на такую свободу работает целая индустрия развлечений, удовольствий, вожделений. Реализация гражданской свободы требует общенациональной, общегосударственной воли. Сегодня ее нет именно как целостной идеи: не может же на таковую претендовать удвоение или даже утроение ВВП! Ведь и эта задача совершенно невозможна без научного, экономического, творческого напряжения, невозможна без человеческой самоотдачи, жертвенности, которые прямо противоположны свободе в нынешнем ее понимании. «Дело в том, — пишет современный русский философ Н.П.Ильин, — что для каждого народа существует свой тип нормальности и своя мера совершенства». Следовательно, вопрос о гражданской свободе тоже попадает под тот тип нормальности, который характерен для нашего народа с его самобытной исторической судьбой.
Сегодня так вопрос не стоит, но всюду господствует некая абстрактная «политкорректная» норма свободы, раскрепощающая личность в чувственном плане. Реальные социальные права подменяются совершенно очевидно «правами чувственности», о чем много и хорошо писал А.С.Панарин. Чтобы реализовать эти права и нужна была вся та борьба с ценностной иерархией, с церковной традицией о которой шла речь выше. Ведь если в обществе и культуре присутствуют, пропагандируются и поддерживаются высшие культурные ценности, высшие христианские нормы, то это само по себе означает готовность к жертвенности, к защите высшего начала для личности. Но современные свободолюбцы настойчиво высмеивают жертвенность как «пережиток авторитарных и тоталитарных комплексов». «Там, где подорваны морально-религиозные, ценностные основания жертвенности как таковой, — писал по этому поводу недавно ушедший из жизни выдающийся публицист А.С.Панарин, — невозможны ни экономика накопления, ни культура, вынашивающая долгосрочные идеи и замыслы». Установка на чувственные «свободные удовольствия» всегда означала (и будет означать) сегодняшнее (минутное) господство «над подлинными стратегическими интересами».