Правда, частым гостем в Захарове был заметный поэт того времени И. М. Долгоруков. Ему принадлежало ближнее село Новоивановское. Ныне он известен исключительно как мемуарист. Однако в пушкинском кругу это имя произносилось с почтением. Вяземский считал Долгорукова неоцененным, но «великим русским дарованием», особенно отмечая национальный склад его поэзии.
О Захарове Пушкин вспоминал в Лицее. В «Послании Юдину» (другому лицеисту) он писал в 1815 году:
Захарово разделило судьбу большинства остальных пушкинских мест. Усадьба неоднократно приходила в упадок и возрождалась вновь. Перемены начались уже при жизни Пушкина. Небольшой флигелек, в котором летом жили дети, был разобран из-за ветхости еще полтора века назад. Пушкинское «зерцало вод» — старый пруд — вновь запрудили только в 1950-х годах. Когда-то к дому вела липовая аллея; теперь от нее осталось лишь несколько деревьев.
Близкий друг Пушкина П. В. Нащокин передает воспоминания поэта о Захарове: «Семейство Пушкиных жило в деревне. С ними жила одна родственница, какая-то двоюродная или троюродная сестра Пушкина, девушка молодая и сумасшедшая. Ее держали в особой комнате. Пушкиным присоветовали, что ее можно вылечить испугом. Раз Пушкин-ребенок гулял по роще. Он любил гулять, воображая себя богатырем, расхаживая по роще и палкою сбивая верхушки и головки растений. Возвращаясь домой после одной из прогулок, на дворе он встретил свою сумасшедшую сестру, растрепанную, в белом платье, взволнованную. Она выбежала из своей комнаты. Увидя Пушкина, она подбегает к нему и кричит: «Mon frere, on me prend pour un incendie»[28].
Дело в том, что для испуга к ней в окошко провели кишку пожарной трубы и стали поливать ее водою (таков был «метод» лечения. — В. Н.). Пушкин, видно знавший это, спокойно и с любезностью начал уверять ее, что ее сочли не за пожар, а за цветок, что цветы также поливают»[29].
После продажи Захарова в усадьбе осталась дочь Арины Родионовны — Марья (Мария Федоровна Никитина). П. В. Анненков пишет, что «при продаже Захарова она (Арина Родионовна. — В. Н.) отклонила предложение выкупить семейство одной из дочерей своих, вышедшей замуж за здешнего крестьянина, сказав: «Я сама была крестьянка, на что вольная!»[30]. Ее многочисленные потомки живут здесь и сейчас и носят самые разные фамилии. Мало что известно об этой женщине; разве лишь то, что Пушкин был к ней искренне привязан. Впоследствии Марья говорила литератору Н. В. Бергу, расспрашивавшему ее о Пушкине: «Умные они были такие и как любили меня — господи, как любили»»[31].
Поэт и переводчик Берг посетил Захарово в 1851 году. Он записал некоторые из захаровских преданий. Марья рассказала ему, что Пушкин любил часами сидеть с книгой, погруженный в раздумья, на берегу пруда под огромной липой. Здесь стояла полукруглая скамейка. Около липы росло несколько берез. Мальчик исцарапал их набросками стихотворных строчек. Он не раз мечтательно говорил, что хотел бы быть похороненным среди захаровских берез. На одной из этих берез Берг действительно обнаружил какие-то стихи, но прочитать их уже не было возможности. Однако сестра поэта О. С. Павлищева опровергает Марью. По ее словам, Пушкин в те годы не писал русских стихов, а только что-нибудь случайное и по-французски. Поэтому «надписи и стихи, уцелевшие на деревьях в Захарове… должно приписать или отцу его Сергею Львовичу, или дядям, или, наконец, другим посетителям»[32].
29
П. В. и В. А. Нащокины. Рассказы о Пушкине, записанные П. И. Бартеневым // Пушкин в воспоминаниях современников. Т.2. М., 1985. С. 227.
31
Берг Н. В. Сельцо Захарово // Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. М., 1985. С. 41.
32
Павлищева О. С. Воспоминания о детстве Пушкина // Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1, М., 1985. С. 35.