Дождь разошёлся и сек. Мычала где-то корова. Алексей увидел её сзади телеги, к которой она была привязана толстой верёвкой. Лошадь впереди, тяжело лёгши в хомут, тянула за собой к переправе нагруженный воз по песку, оставляя глубокий след от колёс. Алексей тоскливо подумал: "Господи, как тяжко всем на этом свете!" Но тут же поправил себя: "Нет, не всем. Жизнь нагружает до упада только безропотных — вон, как мужик свою лошадь". Веселее от этой мысли, однако, не стало, и печаль, которую он потянул на себе, всё глубже вдавливалась ему в душу.
Обернулся он только на пароме, когда тот пошёл и между берегом и дощатым настилом образовалась вода. Машенька всё ещё не уходила — стояла на косогоре, залитом слезами дождя. Вода между паромом и Машенькой всё расширялась и, унося их к разным берегам, превращалась в чёрную непреодолимую пропасть. Алексей об этом уже знал и потому чувствовал себя беспомощным. Так бывало с ним в плохих снах: видел себя горящим в кабине летящего самолёта, но смотрел как бы со стороны и ничего не делал — всё равно обречён…
Часть 2. "Редкий случай"
1
Летом судьба будто сжалилась над Алексеем — он влюбился. Да так, что время, казалось, взорвалось, исчезло — он словно ослеп и не видел уже ничего другого вокруг. А тут ещё интенсивность полётов на аэродроме усилилась. За лето, пока стояли над Кольским хорошие погоды, нужно было успеть подготовить своих лётчиков к зиме, когда им придётся заходить на посадки вне видимости земли, по приборам. В этой летней авиакутерьме Алексею некогда стало думать не только о жизни вообще — с её проблемами, переменами, но и о самом себе. А когда началась любовь, он ещё и не успевал высыпаться — особенно в последние дни.
Последние… Если бы мог человек знать, что сегодня — это его последний полёт, может, он и задумался бы. Может, послушал бы своего штурмана отложить этот вылет. Но опять было — некогда…
Предполётные указания начальства Алексей дослушивал сегодня на аэродроме с сосущим от голода желудком. Наконец, раздалась долгожданная команда "разойдись!", и он побежал с экипажем к своему бомбардировщику — белому 2-турбинному Ил-28, испещрённому рядами круглых заводских клёпок. Там уже их поджидал техник — вылет через 5 минут. Стартовый генератор был подключён заранее. От белого фюзеляжа к спецмашине, стоявшей под крылом, тянулся тонкий чёрный электрошнур. Шофёр, ожидая команду на запуск, сидел в кабине.
— Лёша, поешь! — напомнил Зимин, вытаскивая из портфеля термос и свёрток.
— Некогда уже! — Алексей забрал еду и полез в кабину. Со стремянки добавил: — Я потом, в полёте. Когда настрою автопилот.
Положив пакет и термос в бортовую сумку, Алексей надел парашют, пристегнулся к сиденью привязными ремнями, подсоединил к бортовой фишке шнур шлемофона и включил аккумулятор. Стрелки на всех электрических приборах сразу вздрогнули, заняли исходные положения.
— Штурман, готов? — запросил Русанов по внутренней связи.
— Готов, командир.
— Радист?
— Готов.
— К запуску! — скомандовал Алексей, и показал технику знак: "Включай!".
Увидев, что лётчик делает рукой круги перед лицом, техник продублировал команду шофёру. Тот увеличил мотору обороты, машина его задрожала, на крыше кабины загорелись синие контрольные лампочки.
Сначала Алексей запустил левый двигатель, потом правый и вывел их на малые обороты. Определив по прибору, что самолётный генератор включился в работу, Алексей кивнул технику. Тот подал знак шофёру "отключайся". Шофёр вылез из кабины, отсоединил от розетки в самолёте свой электрошнур и начал его сматывать, чтобы ехать к другому самолёту.
Алексей опробовал двигатели на полных оборотах и, когда шофёр отъехал из-под крыла самолёта, опять кивнул технику. Тот подал знак двум мотористам, и они, освобождая путь для выруливания, убрали из-под колёс бомбардировщика большие красные колодки. Алексей нажал на роге штурвала кнопку радиостанции, запросил КП:
— "Сокол", я — 406-й, разрешите вырулить на старт?
— Выруливай, 406-й, я — "Сокол".
Лётчик прибавил двигателям обороты и отпустил ногами тормоза. Бомбардировщик тронулся с места, и Алексей направил его по бетонированной рулёжной дорожке к взлётной полосе. До взлёта оставалось 2 минуты.
Вырулив на старт, он затормозил колёса и, удерживая самолёт на тормозах, начал выводить обороты двигателей до взлётных. Запросил по радио:
— Разрешите взлёт, я — 406-й.
— Взлёт разрешаю, — ответил руководитель полётов.
Алексей отпустил тормоза, и самолёт, оставляя за собою ураганные смерчи, устремился на взлёт. Навстречу — прямо в глаза — понеслась серая полоса бетонки. Быстро росла скорость. На середине полосы Алексей потянул штурвал на себя, и переднее колесо, под сиденьем штурмана, приподнялось от бетона. Через несколько секунд машина отделилась от полосы и круто ушла в воздух.