Ладно, тут уже недалеко… Шум поезда, уходивший в холодное чистое небо, затих, и Алексей неожиданно почувствовал всю прелесть северной тишины — с лёгкой паутинкой в воздухе, с тихим зудом невидимых ещё комаров, с ароматом хвои, едва уловимым запахом мазутных шпал. Всё перемешалось.
Перемешались и чувства. То спешил и не видел ничего — ни тропинки в тумане, петлявшей по болотистой низине, ни северных бледных цветов на высоченных стеблях, а тут, в один миг, всё понял. У него зародилось пронзительное ощущение жизни, своего бытия на земле, на которой есть вот это, зарумянившееся светом и неповторимое утро, этот несильный тундровый лес, загадочный своей вечностью, замершее в зеркальной глади озерцо справа от тропинки, трепет листвы на карликовой берёзе, запах мокрой травы, оленьего помёта, оставленного на тропе прошедшим самцом, щебет ранней пичуги и качающаяся под ней ветка на кусте. И — Таня, Танечка, милая Танюша, там, в Оленегорске. И всё, связанное с нею и с работой, друзьями, праздниками, колоколами на сельских церквях, разбросанных по России, и забытых. Люди не замечают уже ничего, куда-то вечно спешат. А по сути — на последний свой километр, где будет насыпан небольшой холмик и поставлен надгробный камень или крест. Навалятся потом дожди, крест покосится. Осядет и холмик, сравнявшись с землёй. А людям всё некогда оглянуться — торопятся… Какие же недотёпы! Ведь вся жизнь — это праздник красоты вокруг, большой и неповторимый.
Алексей неожиданно вспомнил свою страшную посадку в Сталинграде — чуть не убился тогда. А потом была встреча с той, пропавшей навсегда, выпавшей из его жизни Женей. Неужели всё это было? Да, было. И Ольга была, и Машенька, и Женя, и даже Антонина, которую не любил. И никого из них уже рядом нет и, видимо, никогда больше не будет — стали далёкими. Жизнь даётся каждому только один раз. А люди почему-то ведут себя в ней, будто стоят на эскалаторе в метро: носы в газеты, и не думает никто, что через миг всех унесёт под землю.
Алексею стало не по себе от дурного предчувствия, словно жил он сегодня последний день, и вот уже надо прощаться. Чуть слёзы не выступили. Он тут же решил: "Если суждено мне иметь детей, и родится девочка, назову её Машенькой. Чтобы протянулась всё-таки хоть какая-то ниточка от ушедшей от меня чистой души. Чтобы и дальше продолжилась чистая жизнь…"
В кронах сосен над головой вздохнул прилетевший из тундры ветерок, и чахлые деревья кругом зашептались о какой-то тайне. В воздухе по-осеннему засквозило — показалось солнце. Оно выдралось из далёких болот на горизонте. Небо на востоке окровавилось и казалось зловещим, будто о чём-то предупреждало.
Алексей повернул фуражку крабом вперед и, насасывая едкую на чистом воздухе папиросу, пошёл. Тут близко уже…
3
Зимин, приезжая из столовой на аэродром, каждый раз переживал — не опоздает ли Русанов к вылету. Всё тогда выяснится, и нахлобучки не миновать. Но и это — не самое главное. Права Галка: можно разбиться. Вот о чём надо говорить с лётчиком!
На этот раз Зимин настроен был решительно, а тут ещё, как на грех, подошёл комэск, когда вылезли из автобуса. Так и хотелось ему сказать, чтобы приструнил командира. Но тот сам опередил его вопросом. У Зимина сработал инстинкт защиты и всё ему испортил.
— Товарищ Зимин, а где ваш лётчик? Что-то не вижу его, уж которое утро. Ни в столовой, ни в автобусе.
— Товарищ командир, он — в лесок, по надобности…
— А-а… — понимающе протянул командир эскадрильи, глядя на уборную вдалеке, куда и ему было надобно, да лень далеко тащиться: метров 500, не меньше. — А то я подумал, уж не просыпает ли? Дело-то — холостяцкое…
— Нет, товарищ майор, — продолжал врать Зимин, — наш командир не просыпает. Он — раньше автобуса приехал, на грузовике.
— Ну ладно, готовьтесь. — Комэск направился на КП.
Зимин с радистом переглянулись и пошли получать на экипаж парашюты. Потом сходили в каптёрку и забрали для высотного полёта меховые комбинезоны и сапоги. Всё это, словно мулы, перенесли на себе к своему бомбардировщику и, отойдя от стоянки самолёта, закурили.
Техник подготовил машину к вылету давно и ожидал также давно. Принять её должен Русанов, а его все не было. Последние дни командир что-то опаздывал и казался непохожим на себя. Раньше такого за ним не замечалось.
Зимин курил, ёжил брови. Скоро общее построение, начнут проверять экипажи, вернётся с командного пункта комэск, и всё обнаружится. Поглядывая на хилый лесок в туманчике, Зимин расстроено думал: "Сегодня что-то опаздывает, как никогда! Что у него там за краля такая? Прямо обалдел человек! Женился бы уж скорее, что ли…"