Пока командир полка сообщал лётчикам особенности сегодняшних полётов, врач, тоже высокий и худой, с лицом, похожим на пятнистое воробьиное яйцо, привычно двинулся вдоль первой шеренги, чтобы взглянуть на каждого лётчика лично. Бывало — редко, правда, теперь уж и не вспомнить, когда — запашок от штурмана или пилота не тот. Хоть и вчера "принял" человек по случаю рождения, а от полётов надо его отстранять. Ни дни происхождений, ни присвоения очередных званий на пути к маршальскому, в счёт не шли — жизнь людей, пусть и не титулованных пока, дороже. А зависела она в первую очередь от состояния здоровья пилотов.
— Обнюхивать идёт, обнюхивать! — прошелестело по шеренге. Лётчики улыбались: не врач, а нюхач. Дегустатор! Однако и на этого не обижались — надо.
Подполковник медицинской службы Милаковский между тем останавливался перед каждым экипажем и спрашивал:
— Как отдыхали, товарищи? Есть ли жалобы на состояние здоровья? — И внимательно глядя уже только на командира экипажа, добавлял: — Как самочувствие, настроение?
— Бодрое, товарищ подполковник! — звучал обычный весёлый ответ. Иногда необычный: "Есть жалоба на Марь-Иванну — тёщей у меня работает. Забастовала по причине выхода на пенсию!".
"С тёщами, товарищи, не ко мне — к гинекологу", — отшучивался в таких случаях врач грубовато. Знал, юмор на аэродроме ценили крапивный. "У каждого свой вкус, сказал чёрт. Сделал а-а в кусты и вытер задницу крапивой". Вот так. Или "шутил" сам, спрашивая лётчика: "С кем спали?" вместо "Как спали?".
Возле Русанова задержался:
— Что-то не нравится мне ваш вид. Как спали? — И наклонился к самому лицу Русанова: всё-таки, мол, холостяк, всего можно ждать.
Алексей нахально дохнул подполковнику в лицо, и тот, кроме запаха табака, ничего "существенного" не уловил.
— Всё нормально, доктор. Вот только штурману в шахматы проиграл.
— Ну — это не повод для серьёзного расстройства. — Двинулся было дальше, но остановился: — А с желудком у вас — как? Что-то вид ваш…
— Что вы, доктор!.. С желудком — полный порядок!
— Ну, ладно. Ы-ым!.. — Врач подошёл к следующему.
4
"Пронесло!" — довольно вспоминает Алексей в кабине и улыбается. Голова его клонится, слипаются веки… Явь путается с грёзой, и уже непонятно, то ли он спит, то ли ещё не спит.
Проходит несколько секунд. Что-то мешает ему — какое-то словно забытое и возвращённое чувство опасности. Тогда голова приподнимается, веки на миг размыкаются, и он видит: голубое — это небо, золотистые зубцы далеко внизу — горы под утренним солнцем. Зеркальный блеск разлитых луж до самого горизонта — это гладь озёр и болот. Какой погожий день, как хорошо вокруг!..
И молчит штурман.
Молчит радист. Плавно идёт машина — не подболтнёт, не накренится. И тогда опять исчезает из глаз синь неба, золото вершин, гаснут зеркала озёр. Инстинкт опасности больше не тревожит, сознание меркнет, закрываются глаза. Голова Алексея свешивается на грудь, клонится на левое плечо. Хорошо как!..
Уснул лётчик. Привалился плечом и головой к стенке вагона в углу и даже захрапел. В пригородном поезде едет… Тело его делается лёгким, почти невесомым, и ничто уже не тревожит — мускулы на лице, наконец, расслабились. Полный покой и отдых. На 22-м километре разбудят…
Зимин увлечённо вращает рукоятками на прицеле, доворачивает машину влево на 3, потом ещё на градус — и цель идёт у него по курсовой черте точно, не сползает ни влево, ни вправо. Проходит ещё несколько секунд, срабатывает автоматика — и третья бомба, оторвавшись от самолёта тяжёлой тёмной каплей, стремительно летит вниз. Машина, облёгченная от бомбового веса, слегка "вспухает" вверх, но Зимину не до этого: надо заснять на плёнку разрыв на земле. Тёмный клубочек расцвёл внизу в пределах белого круга.
— В кругу, команди-и-р! — кричит Зимин радостно. — И третья в кругу. Сообщи "Сосне" на полигон: работу закончили.
Лётчик не отвечает, молчит. И Зимин догадывается: не хочет хвалить, пока не подтвердят результатов бомбометания с полигона. А может, занят разговором с "Сосной" и просто некогда. Так хотелось услыхать от него: "Молодец, Саня!". Ну, да ладно, разговор этот ещё состоится. Не сейчас, так на земле. Не бывает, чтобы пилот не похвалил своего штурмана, если тот отбомбился на отлично.