Там гуляла, обнявшись, тюремная парочка влюбленных заочников, и Расул оберегал подругу, идиллически накинув ей на плечи фуфайку и шепча что-то на ухо. Тут же рядом заканчивались разборки подельников и откачивали умирающего.
Наконец пришли прокурор по надзору и начальник тюрьмы Амирханов. Пробравшись через толпу под провокационные возгласы — и особенно визги Зики «Чего вы на них смотрите, валите козлов!», они зашли в камеру, где лежал труп, и выслушивали нестройные требования зэков. Тогда один из нас остановил шум, передал петицию и взял переговоры на себя.
В этот момент, в провокационных целях или по стечению обстоятельств, что-то случилось и мигнул свет, в наступившей темноте мы втроем постарались так встать, чтобы защитить прокурора и хозяина от беспредела и ненужного кровопролития, но никто их не тронул, хотя были слышны призывы. Когда свет зажегся, начальник смешно присел на согнутых ногах, приподняв руки и готовясь к защите, а прокурор вообще скорчился, обхватив двумя руками голову в страхе.
Хотя в этой камере находились преимущественно пожилые люди, все глаза присутствующих в ожидании неизвестности, которая несла неминуемую развязку, светились страхом, а лица были бледны, потны и блестели под тусклым светом зарешеченной лампочки.
…Прокурор призвал нас разойтись по камерам, и нам были обещаны законные уступки. Кто-то из малолеток уже попытался выпрыгнуть из окна кабинета оперчасти с целью побега. Но по периметру тюрьма была оцеплена сотрудниками городской милиции с автоматами, и они открыли стрельбу в воздух над головами бегущих.
Перед рассветом я услышал далекий шум, похожий на марш толпы. Я выглянул через зарешеченное окно приемной санчасти, выходившее во двор тюрьмы на стоявшую там баню, наблюдательную вышку и зеленые железные ворота, освещенные прожекторами.
Ворота открылись, впереди шла пожарная машина с лафетной установкой водомета высокого давления, струя воды которого сбивает большие деревья. За машиной двигались каски, поблескивая под лучами прожекторов.
Стали слышны команды через мегафон, и солдатский спецназ МВД марш-броском перебрался во двор тюрьмы и устремился ко входу между двумя корпусами. Часть зэков пыталась забаррикадировать дверь, и тут прозвучали автоматные очереди над головами, через дверную решетку. Толпа залегла на пол, из гранатомета были выпущены гранаты со слезоточивым газом. Крутясь и дымя, они вызывали слезы и не давали дышать.
Чтобы спастись, мы прижимали к глазам и ко рту смоченные тряпки. Все беспорядочно двигались, как слепые котята. В этот момент взорвали дверь, и спецназ в противогазах и касках с забралами, со щитами и большими коричневыми дубинками для подавления бунтов ввалился в коридор, вытесняя зэков во дворики, рассчитанные на одновременный вывод не более четырех камер. Туда загнали почти всех, не считая «петухов», «козлов» и ментов. Тех выдернули из обкуренного слезоточивым газом здания, зацепив решетки их камер за пожарную машину и БТР. Людей высадили, как десант, и загнали всех в одноэтажный банный барак.
Бывшие во двориках — стали терять сознание от тесноты, но упасть никто не мог из-за недостатка пространства. Так, стоя, и «отрубались». А сверху над головой раздавались для устрашения автоматные очереди, и начальник тюрьмы, находясь там же на решетке над прогулочными двориками, рядом с командиром войскового спецназа и с прокурором, кричал: «Ну что, кто из нас «козел»?!». И, указывая на особо запомнившихся, давал команду солдатам, образовавшим живой коридор с поднятыми щитами и опущенными забралами, пропускать зачинщиков через строй, избивая дубинками.
По нормативам, дубинки запрещено применять выше поясницы. Но зэков били по головам и спинам, многим поломали основание черепа, были сотрясения мозга, и безжизненные тела потерявших сознание выкидывали во двор. Выбравшихся через строй и не упавших сажали на корточки, заставляя поднять руки, сцепленные за головой, и натравливали приспущенных на длинных поводках служебных собак, которые рвали наши одежду и тело, а солдаты постреливали в воздух короткими очередями.
Ту влюбленную парочку хозяин велел придержать. Дама с обширными формами вальяжной походкой двигалась по коридору сквозь строй, не торопясь, и солдат ради смеха поддал ей дубинкой по заду. Тогда «Ромео» Расул, будучи джентльменом, ударил солдата в забрало. А стоявший напротив солдат со всей силы огрел дубинкой Расула по затылку. Кровь брызнула из ушей и носа таким фонтаном, которого я еще прежде не видел. Теряя сознание, но стараясь удержаться на ногах, скобля руками о противоположную дверь, Расул получил в тот же момент еще два сильнейших удара, и после этого затих, отключившись.
Двое солдат взяли его за ноги и потащили оставлявшее кровавый след тело по полу — из коридора во двор, где бросили среди нас, сидевших на корточках, и среди других — бездыханных. Уже был солнцепек, и один зэк, обглотавшийся, видно, таблеток и ничего не соображавший от дурмана и жажды, поплелся к крану с водой, расположенному возле бани. Солдаты, стоявшие на его пути, били его дубинками, но он под наркозом не чувствовал. Падая и подымаясь, он снова полз на карачках, так что его упорство вызвало смех среди солдат, и они позволили ему утолить жажду. Там, под краном, он и упал окончательно.
В этот момент во двор начали загонять автозэки. В них стали набивать заключенных. Впритирку в машину входит человек восемнадцать, это если уже через край. Когда другим не остается места, они висят на ступеньках и начинают кричать, что автозэк переполнен. Тогда солдаты спускают собак, в бешенстве грызущих не поместившихся, и автозэк становится сразу «резиновым». Туда впихивают человек тридцать.
Забегая вперед, скажу, что бунт привел к тем последствиям, что на восемнадцать «крайних» заключенных, которые вообще не имели к нему отношения, были следственной группой Прокуратуры СССР заведены уголовные дела по статье 77 прим. 1, предусматривающей ответственность за особо тяжкие преступления — от восьми лет лишения свободы до высшей меры. Главным свидетелем по этим делам была зачинщица бунта и провокатор — та самая Зика, которую сразу же после событий выпустили из тюрьмы под расписку.
…Зэков развезли по разным тюрьмам, часть отправили в Дербентскую тюрьму, часть — в Махачкалу, другую — в Грозный, куда перевезли и меня. Как горох, мы высыпались из машин в настоящее пекло, и многие были напуганы. Бунтовщиков там для видимости встречали с собаками, менты стояли с «черемухой» и дубинками, а мне смешна была эта показуха, так как я знал местный «веселый» режим, проведя здесь ранее почти год по статье 191 прим. 2 — «Покушение на сотрудника милиции при исполнении им служебных обязанностей», предусматривающей от пяти лет лишения свободы до расстрела. «Сотрудником» был ныне покойный, а в то время заместитель начальника уголовного розыска Ленинского РОВД, Леча Зузиев, пытавшийся совершить против меня, на почве личной вражды, провокацию при помощи своего агента по оперативной кличке «Студент».
Многих избитых положили на санчасть с переломами основания черепа и в тяжелом состоянии. Кого-то парализовало, люди остались на всю жизнь калеками.
Глава 6. «Ломка» в Шамхале
Осенью, когда уже начались холода, и с моря дул пронизывающий ветер, после суда в Кизляре я был доставлен для отбытия наказания в зону. По прибытии этапа нас сразу разместили в этапный карантин, находившийся в одной из камер ШИЗО. Там условия содержания отличались от условий для нарушителей тем, что, в то время как нарушителей кормили через день («день летный, день пролетный»), нас кормили хоть и по скудному пайку, но ежедневно, и не отбирали сигареты и чай.
Остальных мучили холод и голод, и мы поделились через посланного баландера (зэка, разносившего баланду) чаем, сигаретами и «глюкозой» (сахаром или конфетами — что у кого есть) с отбывавшими наказание арестантами.
С потолка через щели текло в полный рост; на бетонных стенах, покрытых «шубой» (накидываемым наотмашь цементом) от сырости цвела плесень: дожди в этот период времени в Дагестане — обычное дело. В нашем изоляторе находились нары, на которых невозможно было не то что спать, но и просто лежать, так как вода, струившаяся с потолка, заливала их постоянно. Доски нар имели такие щели, что туда пролезали наши кости, а сквозь решетки на окнах дул с моря штормовой ветер. Он пронизывал и из-под нар, и спасения не было.