Реформаторы не реагировали на возражение оппонентов, которые отмечали явную противоречивость в их доводах – революционным признавался алфавит, который «до сих пор во многих местах служит колонизаторской политике европейских государств», а русский давно уже перестал быть таким орудием и, главное, «является единственным алфавитом, на котором издано полное собрание сочинений Ленина»[456]. Переход на новый алфавит предлагалось осуществить в течение первой пятилетки. И хотя этого не произошло, И. Хансуваров в своей книге «Латинизация – орудие ленинской национальной политики» (1932) продолжал уверять, что интернационалист может отстаивать только латинский алфавит, так как он станет основным для всех народов при «грядущей победе мировой революции». Всякие же попытки рассматривать русский алфавит как основу письменности нерусских народов клеймились как контрреволюционные действия, которые «льют воду на мельницу буржуазии Средневековья»[457].
А. В. Луначарский и в этом случае считал своим долгом поддерживать энтузиастов-революционеров. Дух сторонников реформы письменности он укреплял не только своим авторитетом, но и ссылками на В. И. Ленина. В специально написанной по этому поводу статье «Латинизация русской письменности»[458] Луначарский вспоминал о своем обсуждении этого вопроса с Лениным. О реформе русской письменности последний, по словам Луначарского, высказался так: «Если мы сейчас не введем необходимой реформы – это будет очень плохо, ибо и в этом, как и в введении, например, метрической системы и григорианского календаря, мы должны сейчас же признать отмену разных остатков старины». Удерживало Ленина одно – опасность испортить дело спешкой: «Если мы наспех начнем осуществлять новый алфавит или наспех введем латинский… то мы можем наделать много ошибок и создать лишнее место, на которое будет устремляться критика, говоря о нашем варварстве и т. д. Я не сомневаюсь, что придет время для латинизации русского шрифта, но сейчас наспех действовать будет неосмотрительно»[459]. По свидетельству Луначарского, в течение всего времени, когда он руководил Наркомпросом РСФСР, поступало немало предложений о введении латинского алфавита. Он с одобрением отозвался о работе комиссии Н. Ф. Яковлева, которая уже сформулировала принципы составления нового алфавита, и выразил уверенность в том, что «в конце концов эта идея возобладает и в жизнь введена будет»[460].
Начало делатинизации
Латинизация письменности народов СССР достигла своего пика в 1931–1932 годах, когда было латинизировано нескольких кириллических алфавитов и появились предложения латинизировать кириллическую письменность восточных угрофинских народов и чувашей. В ноябре 1932 года Совет национальностей в целом одобрил эти планы[461]. Однако уже через два месяца от этих планов отказались. В январском номере журнала ВЦКНА за 1933 год утверждалось: «Сегодня мы можем сказать, что тяжкий труд латинизации уже завершен. Следующая задача – закрепить и развить те успехи, которых мы уже достигли». Предстояло усовершенствовать и упорядочить «терминологию, орфографию, создавать письменные языки, словари и грамматики»[462].
При этом были осуждены явно проявлявшееся в такой работе ранее стремление избегать русских терминов, «использовать любые другие иностранные слова или выражения, но ни в коем случае не русские». Объяснялось это старым отношением к русскому языку как языку русификации. В условиях побеждавшего социализма такое отношение становилось анахронизмом. «Остался ли русский язык для нерусских народов тем же самым после революции, каким он был и до нее? – спрашивал Диманштейн и отвечал: – Нет, не остался. Во-первых, на этом языке нерусские добровольно приобретают многое из того, что имеет великую ценность… Подлинники трудов Ленина и Сталина и все основные документы революции появились на русском… Русский язык имеет теперь другое классовое содержание»[463].
458
459
461
462
Вперед, к дальнейшим победам на фронте языковой культуры // Революция и письменность. 1933. № 1. С. 4.
463