Весь секрет успеха их заключается в том, что настоящая заболевания сибирской язвой случаются относительно редко, а крестьяне, не зная ее отличительных признаков, всякую воспалительную опухоль, нарыв и даже какой-нибудь прыщ принимают за сибирку и спешат скорее к знахарю. Тот, конечно, подтверждает распознавание, за известную плату заговаривает – и мнимая сибирка проходит.
Когда же к такому шарлатану явится действительно заболевший сибирской язвой, то он старается отделаться от больного, заявляет, что болезнь устарела, что заговор уже не подействует, или же говорит, что эта сибирка совсем не та, которую он заговаривает, что такую сибирку заговаривает-де другой знахарь, живущий в соседнем селе, и советует ехать за ним.
Такой именно случай произошел в этом селе в 1898 г. У крестьянина С. Б-ва заболел сибирской язвой сын. Обращаются к местному знахарю М. С-ву. Тот осмотрел больного и, увидев, что у парня настоящая сибирская язва, от заговора уклонился и посоветовал как можно скорее езжать в с. Николаевку, за тамошним знахарем г-ном Н-м: он знает-де больше в этом деле и непременно заговорит ату сибирку.
Б-в приезжает к этому знахарю.
– К твоей милости, Григорий Васильевич.
– Что скажешь?
– Да парень захворал.
– Это кой?
– Большакъ.
– Нигоже. А што с ним?
– Известно што – язва, вот, и приехал за тобой.
– Да у вас ведь есть свой, Максим?
– Он-то и послал.
– Што, видно, в цене не сошлись, он, чать, пятнашку ломит?»
– Нет, он ничего не просит, говорит, что ничего не может сделать, а можешь сделать только ты, я уж в цене не постою, только поедем».
Польщенный таким вниманием коллеги, знахарь согласился и поехал, взяв за свой визит четыре рубля. Больной, конечно, умер. Результатом такого неуместного вмешательства было то, что слава последнего знахаря окончательно померкла, а первого еще более упрочилась.
Несомненно, современные условия деревни, с ее новыми влияниями, не только ведут, мало-помалу, к вытеснению знахаря из обихода деревенской жизни, но и меняют самый его тип. Нынешний знахарь часто далеко не во всем похож на прежнего, он сумел приспособиться к новым понятиям и изменившимся требованиям и очень хорошо знает, за что и как браться. Вот как знахарь этой новой формации, Гр. Шабара, аттестует свою антагонистку по профессии и вот что он рассказывает о себе.
«– Есть туг, в нашем уезде (Новоладожск. у. С.-Петерб. г.), в с. Ильинском, старуха одна, А – на, тоже по нашей части промышляет. Она, вот, и в церковь ходит, и с попадьями дружна, а для чего? Только, чтобы за ней не доглядывали. А ее дело – только портить людей, всякое зло варганить, а чтобы помочь кому-нибудь в беде, на это у ней смысла не хватает. Докторов она нахрап ненавидит и распускает о них всякую худую славу, чтобы только у них не лечились. От больницы отбивает и говорит, будто доктора все подкуплены немцами и нарочно морят мужиков, чтобы после этого всю нашу землю выбрать себе. А без докторов нельзя, они по своей науке знают всё тело человека: сломал ли кость, вывихнул ли руку, разрезал ли где ногу – это их дело. И прочие недуги тоже знают. Бывает, что в человеке боли не видно, а он тает, как свеча, лекарства не помогают, а от слова, сказанного знающим человеком, легче проходить. Я уговариваю, ежели болезни не знаю, сперва сходить к доктору, а от него к себе велю зайти, расспросить у больного, что надо, потом и дам своего лекарства, на прибавок к докторскому, и наставлю, как надобно мое снадобье принимать. Много раз случалось, что выздоровевшие приходили благодарить за помощь, сказывали, что только одно мое снадобье принимали, а докторское цело лежит. Доктора, которые из поляков или из немцев, те нашего брата, мужика, недолюбливают, ну, а который наш брат, русский – тот простой, того не опасайся: если где и на промысле застанет, много, много, что посмеется. От немца я видал страсть. Сын одного богатея захворал тут, в городе. Болезнь такая, что лечиться у докторов стыдно, вот я его и пользовал. Чтобы скорее поправиться, он принял лекарства столько, что чуть язык не высунул. Позвали доктора, немца, он и прижал больного: где взял снадобье? Спасибо, удержался парень, не объявил, а то притянули бы меня к ответу. Опасливее стал, не даю теперь с собою крепких снадобьев».
Про очень интересный случай, относящейся к последнему холерному году, рассказывает тот же Шабара. Совершенно случайно ему пришлось очутиться в положении, сходном с тем, в какое попал убитый в г. Хвалынске врач Молчанов[84]. Шабара избег опасности, только благодари своему чутью, верной оценке своего положения и хорошему понимание своего брата-мужика.
«– Много тогда, – рассказывает Щабара, – умирало народу от этой самой холеры. Пришлось мне идти, по своему делу в Залесье, и пока я проживал три дня в Казареве, умерло от холеры в этой деревне пять человек. Какой-то дурак и пусти молву, будто, он видел, как я портил в колодцах воду. До прихода, Шабары, говорят, пили из колодцев и не помирали, а теперь помирать стали: надо, дескать, поучить его. Дело было около Ильина дня, время стояло, страсть, какое жаркое. В полдень хоть на улицу на выходи, солнце, как огнем, обжигало. Я с вечера сказал хозяевам, что пойду от них до солнышка, чтобы по холодку дойти до Волхова, поспеть к отходящему от деревни Дубовиков пароходу. Из дома пошел я не деревней, а задворками, для того, чтобы через ближний лесок скорее дойти до прямой дороги. Вовремя добрался до реки, вовремя переехал к пароходной пристани. Сижу на пароходе. Просвистал третий свисток, вижу, на том берегу, откуда я переехал, куча народа. Кричать, шумят, машут руками на пароход, а колья, косы так и сверкают на солнце. Я уж догадался, в чем дело. Три человека, с косами, кинулись на лодку и поехали было наперерез отваливавшему от пристани пароходу, но пароход опередил их. Я своими ушами слышал, как они кричали: убить Шабару надо! Народ чужестранный сидел тут, на палубе. Я и виду не подал, что эти слова касаются до меня, а шкипер-то смекнул, да смолчал. Уж после я узнал, что эти дураки, как не удалось им надо мной потешиться, воротились в деревню и положили: вычерпать по сорока ведер воды из каждого колодца, вылить ее на зарезанного над, колодцем петуха, принесенного из того дома, где я ночевал. Однако и после того у них умерли два человека». Характеризуя врачебно-знахарскую деятельность Шабары, наш сотрудник говорит: «некоторые душевные болезни он излечивает превосходно, за детские болезни берется редко. Его заговоры от кровотечения, разного рода болей, укушения змей с употреблением перевязок, втираний и тому подобных средств, всегда удачны».
Судя по сообщениям наших сотрудников, крестьяне редко лечатся у знахарей от всех или от большинства болезней и гораздо чаще от известной группы их: истерии, эпилепсии, помешательства, импотенции, «волоса», детских, женских и разного рода затяжных болезней. Все это такие болезни, причиной которых, по понятиям мужика, являются порча, подшут, сглаз и которых быстро и скоро, как то надобно мужику, не в состоянии вылечить врач. На степень приверженности к знахарству всего больше влияет возраст, причем люди зрелого возраста и старики склоняются больше в пользу знахарей, молодое же поколение тяготеет чаще к врачам, наличность или отсутстствие грамотности и большая или меньшая доступность врачебной помощи. В местах, расположенных вблизи и около врачебных пунктов, предпочтительно лечатся у врачей, в местах же отдаленных и глухих по преимуществу у знахарей[85]. Немаловажную роль, судя по некоторым сообщениям, играет также пол, так как женщины иногда являются более ярыми адептками знахарства, чем мужчины. Это обстоятельство получает тем большее значение, что веря в знахарей сами, женщины тащат к ним и своих детей.
85
По свидетельству большинства сотрудников, знахари, отчасти тайные или явные и, отчасти, не как профессионалы, а лишь как знающее и опытные советники, есть почти в каждой деревне.