Катя вернулась, поставила розы в вазу, стала поправлять их. Виктору показалось, что она нарочно так долго возится с цветами, чтобы не смотреть на него, чтобы не дать ему прочитать, что там у нее в глазах написано. Или, может, виной тому неожиданное наследство? Такое событие кого хочешь с панталыку собьет. А Катька скорее всего и не осознала еще, какие деньги на нее свалились. Вот и ходит как в тумане.
— Кать… — Виктор поймал ее руку.
Девушка села напротив него на табуретку. Скользнула по нему взглядом и спросила, словно стряхивая с себя сон:
— Есть хочешь?
— Да… то есть — нет. Потом. Посиди со мной.
Он потрогал ладонью ее влажные волосы, провел пальцем по руке, погладил округлость коленки. Катя сидела не шевелясь, она будто даже с интересом наблюдала за ним, но не реагировала.
Пашкин несколько подрастерялся. Обычно, обижаясь на него за долгое отсутствие, Катя дулась, злилась. Бывало — закатывала скандалы, но никогда не была такой. Едва он начинал свой сексуальный ритуал, она моментально отзывалась. Катька не умела скрывать свою чувственность под маской равнодушия.
Он накрыл ладонями ее колени. Держал их крепко и, как ему казалось, нежно. По его сценарию, он должен уложить ее в постель, сделать их близость потрясающей, неистовой. Запоминающейся. Неповторимой. Уж он приготовился постараться. А потом — заговорить о свадьбе. Все получилось бы естественно, особенно под звуки дождя, барабанящего по карнизу. Катя безжалостно ломала сценарий.
Пашкину это совершенно не нравилось. Он и так уже потерял уйму времени, на вечеринку у шефа не успеть. Да Бог с ней, с вечеринкой, придется отбрехаться. Дело, кажется, приняло нежелательный поворот. Внезапную потерю чувственности у Кати Виктор мог объяснить себе однозначно: она удовлетворена другим.
Ревность ударила в голову подобно стакану мутного самогона, и он почувствовал, что краснеет. Сейчас у него начнут краснеть уши, и можно не сомневаться — запылают, хоть прикуривай.
— Я чайник включу, — полуспросила Катя и встала. Она нажала кнопочку на белом чайнике «Тефаль», его подарке. Тот мгновенно подал признаки жизни, издавая тонкий равномерный звук.
Пашкин скрипнул зубами. Он не может позволить себе сейчас ревновать. Нужно сохранять хладнокровие. Ему захотелось высунуть голову в форточку и подставить уши дождю.
— Я тебя люблю, Кать, — хрипло проговорил Пашкин, глядя ей в затылок.
Катя обернулась и стала на него смотреть. Словно он невесть что сморозил. Он и сам себе удивился: охрип вот некстати. Где его всегдашний кураж, непринужденность, обаяние? Все катилось кувырком.
— Что это ты, Вить? — Катя пожала плечами и шагнула к буфету. Достала чашки из коричневого небьющегося стекла. — Случилось что-нибудь?
— Случилось, — кивнул Пашкин. — Я понял, что не могу без тебя жить. Ты та единственная женщина, которая мне нужна.
В маленькой комнате общаги, по длинным коридорам которой носились студенты, а с верхнего этажа так бухала музыка, будто кто-то сваи вколачивал, слова Пашкина прозвучали неестественно и, пожалуй, пошловато. Как плагиат. Он и сам почувствовал, что эту фразу уже тысячу раз слышал в сериалах и сейчас, пожалуй, выглядит плохим актером.
— Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, — быстро сказал он и встал. Выключил чайник. Прошелся по комнате. Катя смотрела сквозь цветы в серую пелену дождя. Она словно и не слышала его.
— Зачем? — наконец спросила она.
— Как — зачем? Мне тридцать три скоро. Я хочу обзавестись семейством, — бодро начал он, доставая из шкафа чай в пакетиках и сахар. Налил в чашки кипяток.
— А я за десять лет уже привыкла… вот так, — усмехнулась Катя и взглянула на него. В ее взгляде не было ничего, за что можно было бы уцепиться: ни ревности, ни обиды, ни боли. Могли ли свалившиеся неожиданно деньги так затуманить ей мозги? Деньги, это Пашкину было известно, рождают во взгляде женщины другое… Азарт, некоторое превосходство, презрение, наконец. Но в глазах Кати царит совершенно неуместная отрешенность. Она как бы и не здесь, не с ним. Тогда — где? С кем? Ответ плавно вытекал из вопроса: в другом месте, с другим. Пашкин принялся неторопливо помешивать ложечкой чай в чашке. Этого нельзя допустить. Если он упустит свой шанс, он будет последним идиотом.
— Я знаю, Кать, что тебе частенько приходилось трудно со мной, но… я всегда чувствовал, что ты любишь меня. Если тебе кажется, что я не ценил этого, то ты ошибаешься! С годами научился ценить. Я понимаю, Кать, что такая любовь, как у нас… это не купишь за деньги, это редко бывает. Обычно женщины хитры, корыстны, а ты…
Пашкин исподволь наблюдал за Катей. Она стояла, прислонившись спиной к дверце шкафа, и молча смотрела на любовника.
Пашкину под этим взглядом становилось все более неуютно, но он не подавал виду. Катя не притронулась к чаю, достала сигареты, медленно распечатала пачку, вытянула сигарету, подержала в ладонях, словно грея ее. Закурила. Она думала.
Пашкин понимал, что задача номер один сейчас — заставить ее думать в нужном ему направлении. От усилий он вспотел. Натуральным образом — спина взмокла. Говорил он обычно мало, ему всегда легче было перейти к делу. Но сейчас нужны были слова. И он энергично шевелил свое серое вещество.
— Ты не такая, Кать. Я, конечно, не подарок, но я тебя люблю. Я хочу всегда и везде быть с тобой. Ты выйдешь за меня замуж?
Пашкин решил, что сказано достаточно. В конце концов, он никогда столько не признавался ей в любви. Тем более вот так, на сухую, без постели. Ее должно это пронять.
Катя курила свою сигарету, смотрела на него и молчала. Что она взялась его разглядывать? Сравнивает с другим? Хочет запомнить перед отъездом в Америку? Обдумывает его предложение?
Ну что ж, пусть подумает.
Он потянулся за чайником, чтобы подлить горяченького.
— Я, кажется, не люблю тебя, Витя. — Ее удивленный голос подтолкнул его руку с чайником, кипяток плеснулся мимо чашки на стол, оттуда — на джинсы. Пашкин выругался и почти бросил чайник на стол. Катя схватила полотенце, стала прикладывать к его штанам; кинулась за тряпкой — вытереть лужу на полу. Уронила сигарету.
Пашкин поднял сигарету и затушил ее в блюдце.
— Что ты сказала? — тихо переспросил он.
— Я тебя не люблю.
— И когда ты это поняла?
— Сегодня.
— Надеешься выйти там за миллионера? Витька Пашкин тебе маловат стал, да?
Катя отхлебнула холодного чая.
— Думаю, что вообще не буду выходить замуж, — спокойно ответила Катя.
— Действительно, зачем тебе? Ты теперь богатая у нас. Капиталистка. Вот когда ты на зарплату бюджетную перебивалась, тогда — да! Как ты Витьку Пашкина встречала? Висла на нем как на звезде какой. А когда я шубу тебе подарил, помнишь? Ты с меня всю ночь не слазила! Шубой укрывались. А кто тебя десять лет «мишками» кормил? Не думал я, что ты такой сукой окажешься!
Катя достала новую сигарету и закурила.
— Наследство здесь ни при чем, — сказала она.
— Тогда что же? Новая любовь? — зло спросил Виктор. Он входил в раж. Если он сейчас узнает имя соперника — тому не жить. Это однозначно.
— У меня никого нет, — все так же спокойно ответила Катя, выпуская дым.
Пашкину показалось: она не врет. Он уставился на нее, не в силах оторвать глаз. Какая она сейчас! Прямая, отрешенная, равнодушная. Какая-то далекая, почти нереальная в клубах сигаретного дыма. Она вдруг перестала быть маленькой влюбленной девочкой. Она стала женщиной, причем женщиной совсем ему незнакомой.
У нее появилась тайна. Сторона жизни, о которой он ничего не знал. Когда с ней произошло это превращение? Еще три месяца назад она была его зеркалом, его верной любящей Катькой, Котенком… Что же могло произойти зато время, которое он провел с Лилей в Сочи? Зачем он потащился в этот Сочи, идиот! Нужно было пасти ее, лелеять, как редкое растение, ползать вокруг нее на коленях. Глаз не спускать! Дорого бы сейчас заплатил Пашкин за ее секрет, пусть даже тот выеденного яйца не стоит.