Гибель Матеры с ее божествами и потусторонними силами, земледельческим календарем и религиозными обрядами, натурально-природным укладом жизни и крестьянским бытом, могилами предков и старухами не означает наступления всеобщего конца. Жизнь продолжается, и не физическая смерть страшит Дарью, которая философски мудро оценивает конец жизненного пути как естественный переход в иное качество. «Смерть кажется страшной, но она же, смерть, засевает в души живых щедрый и полезный урожай, и из семени тайны и тлена созревает семя жизни и понимания» (Распутин 1994: 263). Повесть обращена в будущее, и главный ее вопрос связан с ним: как и чем жить без Матеры и есть ли в этой жизни смысл? В журнальной публикации повести есть слова, отсутствующие в отдельном издании: «…Возродись и ты, человек, все начинай сначала, но без этого тебе далеко не уйти» (Распутин 1976: 60). «Без этого» – означает и без Матеры.
В разговорах Дарьи с внуком возникает спор о человеке и земле, человеке и природе. Она назидательно наставляет: «Эта земля-то всем принадлежит – кто до нас был и кто после нас придет. Мы тут в самой малой доле на ней…Нам Матеру на подержание только дали… чтоб обихаживали мы ее с пользой и от ее кормились. А вы че с ей сотворили?..» (Распутин 1994: 266). В мудрых раздумьях Дарьи человек предстает не только не как царь природы, хотя, по ее словам, и «жисть раскипятил», а как заложник своих деяний. По словам Дарьи, человек «надсадился уж». Она вкладывает в это особый смысл: «Душу свою вытравил», «потратил». Ее философия проста и мудра в своей основе: все в жизни взаимосвязано – отношение человека к природе, к родной земле, к самому себе, к смыслу своего существования. Ей ведом «универсальный закон» мироустройства: «…Ты и не знал себя до теперешней минуты, не знал, что ты не только то, что ты носишь в себе, но и то, не всегда замечаемое, что вокруг тебя…». Память Дарьи хранит то, что было известно ее предкам, древним славянам. Основными понятиями круга для них, связанного с универсальным законом устройства вселенной, служили такие обозначения, как весна, власть, закон, обычай, край, лад, лето, пора, правда, мир, рада, ряд, род, рок, свет, стан, страна – сторона, строй – устрой – устроение, суд – судьба и др. (Чмыхов 1987: 6). Поэтому и для Дарьи в обычных, казалось бы, явлениях просвечивает их «тайный» смысл, что и делает ее по-особому зрячей, способной видеть будущее.
За Матерой, ее жизненным укладом стоят многие тысячелетия. Вечный круговорот жизни, «ритмичность»,диктуемая самой природой, были залогом бессмертия и Матеры, но и ей приходит конец. «Деревня сошла с привычного круга», для Дарьи «свет пополам переломился», «разъединилась, распалась Матера на две стороны». Обостренное восприятие проявившегося во второй половине XX века экологического кризиса объясняется и тем, что писатели осознают его катастрофичность для человечества, видят реальную угрозу его будущему, так как нарушился извечный ход вещей. Человек, достигший высокого научно-технического уровня развития, вторгается в «святая святых», пытаясь «преобразовать» природу. И в этом его главное заблуждение. Известно, что в истории вселенной были подобные прецеденты, когда цивилизация достигала критической точки своего развития, в результате чего сама себя уничтожала, после этого начиналось все с начала.
«Природный указ человеку»(С. Залыгин) в интерпретации «деревенской» прозы заключается в том, что необходимо признать тот порядок вещей, что установлен самой природой, и строить свою жизнь в соответствии с ним. Этому учит и многовековой опыт крестьянской жизни, подчиненной земледельческому календарю, мастерски воспроизведенный в прозе о деревне В. Беловым, В. Распутиным, Е. Носовым, Ф. Абрамовым, В. Астафьевым, С. Залыгиным, А. Солженицыным и другими писателями.
Среди произведений натурфилософской прозы повесть Т Пулатова «Владения»(1974) занимает особое место. Небольшая по объему, она дает целостную картину жизни природы, предстающей как нечто единое и упорядоченное в своей взаимосвязи. С. Семенова, характеризуя ее, подчеркнула мастерство автора именно в создании образа природы как Целого: «Сутки в пустыне, подвижное бытие материальных сил, игра стихий, микроцикл жизни целой пирамиды существ – и нам твердой рукой удивительного мастера, какого-то всевидящего, всеслышащего, всечувствующего медиатора природной жизни, очерчен ее порядок бытия, окольцованный законом Судьбы, предназначенности всякой твари – равноудивительной и равнозначной – природному Целому» (Семенова 1989: 415).
Пространство и время в повести четко очерчены, пространство ограничено пределами владений «нашего коршуна», время замкнуто в круг суток: ночь полнолуния с «неестественно красной» луной и день, когда коршун раз в месяц облетает свою территорию «до самого высохшего озера с одиноким деревцем на сыпучем берегу» (Пулатов 1991: 391).
Ночь полнолуния в повести – это некий временной знак, «точка отсчета», фиксирующая начало нового микроцикла. В свете полной луны отчетливы те изменения, которые произошли в пустыне за месяц. Полнолуние – это и «сигнал» для коршуна, подчиняющегося природному «зову» («негласному закону птиц»), «Инстинкт повелевает коршуну лететь именно в этот день…» (Пулатов 1991: 396). Природные часы, отсчитавшие месяц, в ночь полнолуния «оповещают» об этом, не зря она не похожа на другие ночи. Жизнь в пустыне замирает, «нет роста и приобретений, зато много потерь» в эту ночь, подводящую итог природному микроциклу. Полнолуние для коршуна – это ночь накануне испытания его силы, выносливости, права владеть территорией. Он не может нарушить этот «негласный закон птиц» и облетает свои владения в положенный для этого день. Жизнь на территории коршуна, как и во всей пустыне, подчинена определенному порядку, который не может быть изменен или нарушен даже коршуном, хозяином владений. Он сам «вписан» в этот порядок и подчиняется ему.
Итак, природный мир в изображении Т. Пулатова упорядочен, цикличен и гармоничен.Все в нем взаимосвязано и взаимообусловлено, находится в движении. Это движение – основа жизни, благодаря ему происходят изменения в биосфере, а время – та мера, которая позволяет не только фиксировать преображение пространства, но и выявлять закономерность, природную целесообразность этого движения. Взаимосвязаны не только живые существа пустыни, не только ее растительный и животный миры, но космические и земные процессы. Если «полынь – это связной между людьми и зверьем» (Пулатов 1991: 392) (человеческий мир лишь «предполагается» в повести, во владениях коршуна ему нет места), то «роса, чистая и прозрачная», пахнет «высотами мироздания, где летает звездная пыль» (Пулатов 1991: 398), а свет приносит запах полыни. Т. Пулатов в поэтической форме запечатлевает картину круговорота воды в природе (безупречную с научной точки зрения), чтобы лишний раз подчеркнуть взаимосвязь земного и космического. «Весной, а нередко и летом, в такое время, как сейчас, льет короткий, но обильный дождь, вмиг наполняет озера, быстро всасывается в песок, проникая в норы и выгоняя зверье из жилья. И так же быстро потом дождь проходит, вода испаряется, поднимаясь тяжелым облаком над пустыней, облаком не плотным, а из слоев, между которыми просвечивает воздух в лучах солнца; слои облаков спускаются друг к другу, нагретый воздух между ними лопается – звук глухой и нестрашный, – облака разрываются и бросают на прощание на землю несколько крупных капель уже не дождя, а воды, но вода эта, не дойдя до песка, испаряется» (Пулатов 1991: 395).
Общее «движение» в природе осуществляется общими усилиями. В основе движения – преобразование, «превращение». В повести есть описание наступления утра в пустыне, запечатлевшее это движение и «согласованность» усилий. Т. Пулатов создает целостную картину происходящих в биосфере Земли процессов, основанных на взаимодействии природных явлений, на взаимосвязи земного и космического, проявляющейся, в частности, в геологическом преобразовании лика Земли. В.И. Вернадский подчеркивал эту взаимосвязь: «Лик Земли… не есть только отражение нашей планеты, проявление ее вещества и ее энергии – он одновременно является и созданием внешних сил космоса» (Вернадский 1989: 10). А.Л. Чижевский в известной работе «Земное эхо солнечных бурь» (1936) писал о том, что жизнь в «значительно большей степени», нежели принято думать, «есть явление космическое, чем живое. Она создана воздействием творческой динамики космоса на инертный материал Земли. Она живет динамикой этих сил, и каждое биение органического пульса согласовано с биением космического сердца – этой грандиозной совокупности туманностей, звезд, Солнца и планет» (Чижевский 1973: 33). Автор «Владений» описывает, как формируют облик скал ветер, с одной стороны, и дождь и соляные пары, противодействуя ему, с другой; как загадочным образом полнолуние воздействует на земную жизнь.