Широко известна оборона Соловков — яростная, но бесплодная бомбардировка монастыря, по стенам которого при обстреле шёл крестный ход. Корабли противника получили повреждения от допотопных монастырских пушчонок, а «подвиги» англичан свелись к поджогам, краже скота и взлому часовни, где они спёрли колокольчики и раскидали по полу медяки из церковной кружки…
Тогда в газетах Европы и Америки можно было прочесть: «Англичане проглотили такую пилюлю, которая останется позорным пятном в истории просвещённых мореплавателей и которую никогда не смоют волны всех пяти океанов».
Отвага и стойкость русских воинов вошли в учебники истории как пример, достойный вечной памяти.
Три года спустя Иоганн Смолер улаживал в Берлине дела, связанные с принятием российского подданства и публикацией записок — о военных событиях в Русской Океании и об этнографии северных океанийцев.
Прусские чиновники и учёные обходились с молодым рюгенцем, не скрывая неприязни. В их глазах он был почти изменником: предался варварам, выступил на их стороне и обрусел, что совершенно непростительно.
Русский посланник встретил его куда проще — выложил на стол кошель:
— Долго ехали, герр Смолер! Вот ваша награда — семьдесят пять рублей.
Об этом проведали в учреждениях прусского королевства:
— Говорят, вы получили от русского правительства подачку за свои статейки?
— Вы тоже можете получить семьдесят пять рублей, — легко ответил Иоганн, — если лично убьёте в бою нескольких англичан. Возьмётесь?.. Если нет — мне с вами не о чем толковать.
Любопытная персона этот Смолер… Его пригласил к себе Бисмарк — он вернулся из Парижа, где встречался с Наполеоном III, и собирался ехать послом в Россию.
— Дорогой Иоганн, оставьте ваши затеи с переменой подданства. Вы хорошо изучили восточную политику империи, вы деятельный и смелый человек — мне такие нужны. Предлагаю место атташе в моём посольстве.
— Уважаемый Отто, сожалею, что вынужден отклонить ваше предложение. На островах меня ждёт невеста — и много, много работы.
— Туземка? — хмуро спросил Бисмарк.
— Русская. Там все — русские. Они позволили мне вспомнить, кто я на самом деле. Дай Бог, чтобы и вам так повезло. Тогда мы встретимся, — прибавил Иоганн по-вендски, но Бисмарк сделал вид, что не понимает родного языка.
Иван Смоляров стал известным этнографом; он составил полные лексиконы тетенского и кумарского языков, а также подробное описание туземных обычаев и традиций, которые успел застать. Милая Устинья — старшая сестра Захара, — была его верной помощницей на этом поприще.
Однажды, в годовщину славной обороны Святска он с женой и детьми поднялся на Ерохин перевал.
Смоляров шёл с той же крепкой тростью, которой когда-то дрался. Старая трость всегда была при нём.
День выдался светлый и чистый; синее небо простиралось на весь мир, сливаясь на окоёме со сверкающими водами океана. Казалось — оглянувшись, можно охватить взором целый остров. Изжелта-белые горы, одетые вечнозелёным лесом, бархатные долины, россыпи селений — пейзаж сиял зеленью и золотом.
— Здесь мы стояли перед атакой… Здесь ваш дядя — слышите, ребята? — спас мне жизнь. Здесь я бился с английским офицером…
Как велит обычай, на перевале установили высокий крест из японской криптомерии, с бронзовой табличкой. Русские украсили его венками, а туземцы — как встарь, — положили к подножию языческие жертвы: корзинки с ягодами, перевитые цветные ленты, бисерные ожерелья. По их поверьям, павшие герои стали божествами, духами, оберегающими остров.
— Прочти надпись, — велел Смоляров сыну после того, как семья поклонилась кресту.
— «Ведомые к Отечеству любовью, здесь храбрые легли, венчаны кровью. Их жертвою честь наша спасена, земля сия навек закреплена» — старательно выговорил мальчик. — Тут ещё по-тетенски, батюшка. Это читать?
— Обязательно. — Иоганн поднял глаза, пытаясь увидеть ту волшебную дорогу, которая на миг открылась ему после боя — путь в белых облаках, ведущий к солнцу.
Скитальцы ходят тёмными путями, отыскивая кто дом родной, кто Беловодье, но однажды лабиринт дорог, морских и сухопутных, замыкается последней, самой главной и прямой дорогой, приводящей к цели. Пройдя по ней, озираешься и понимаешь — ты достиг того, к чему стремился.