Реалии Харбина врываются даже в молитву русского беженца:
Л. Ещин
Китайской кистью рисует Вс. Иванов эмалевые сумерки:
Харбин Варвары Иевлевой — город на скрещении пыльных дорог, яркий, шумный, наводящий дурманные сны, город, который непременно вспомнится в последний смертный час. Та же уверенность и у Перелешина:
Харбин Георгия Гранина — утренняя Сунгари, где «что-то радостно-немудрое /поет китаец вдалеке». И такой прозрачный, задумчивый, легкий покой, что: «Вот так, не думая о будущем, /я просидел бы сотни лет». Или импрессионистическая харбинская зарисовка Алексея Ачаира:
Знаменитые «Стихи о Харбине» — грустный, мужественный, провидческий триптих Арсения Несмелова. Поэт делится своими горькими предчувствиями:
В марионеточном государстве Маньчжоу-Го вводилась назойливая цензура. Власти проводили политику японизации. Почтовое сообщение между Харбином и Шанхаем неоднократно приостанавливалось. Японцами был закрыт Юридический факультет, замечательное культурное достижение харбинцев. Русские интересы систематически ущемлялись. На харбинских книгах местом издания иногда стали указывать Шанхай. Несмелов (под псевдонимом Н. Дозоров) выпустил в Харбине поэму «Георгий Семена», обозначив местом издания город Берн.
В 1935 г. СССР продал долю КВЖД Маньчжурской империи, что дало толчок великому харбинскому исходу. Задолго до того уехали в США Визи, Андреева, Алл, Волков, Баженова. Некоторых поэтов к тому времени уже не стало в живых (Ещин, Б. Бета). Еще в 1920-е гг. вернулись в СССР Март и Алымов. Вс. Иванов перебрался в Мукден, позднее в Шанхай. Вынуждена была уехать в Шанхай и Паркау. Из немолодых поэтов только Аракин, Несмелов, Ачаир и Логинов до конца оставались в Харбине. Многие уезжали в СССР, другие, не желая жить под японским прессом, разъезжались по большим китайским городам. Большинство устремилось в Шанхай, который давал больше возможностей. Русское население Шанхая стремительно росло. Сохранились статистические данные: в начале XX в. русских здесь было 47 человек; в начале Первой мировой войны — 361; в начале Гражданской войны — 700–800; в 1937 г. русская колония насчитывала уже 27 000; в числе этих тысяч — много бывших харбинцев.
После уютного патриархального, наполовину русского города на Сунгари гигантский муравейник на Вампу представлялся чуть ли не столицей мира. Уезжали, сознавая безрадостность перспектив в городе, который для многих стал родным, в котором прошли детские годы. В сравнении с полурусским Харбином Шанхай оказался настоящей заграницей. Русский язык мог быть в помощь только в тех случаях, когда ищущий работу находил ее на русских предприятиях, в магазинах, ресторанах, редакциях. Англоязычное влияние доминировало. Ради трудоустройства нужно было срочно учить английский. Даже на статистическом пике число русских в этом четырехмиллионном городе никогда не доходило до одного процента. Раньше других перебрался в Шанхай К. Батурин. В 1929-м появился там Спургот и стал работать в газете «Шанхайская заря». В 1933 г. через Корею приехала Л. Андерсен. В 1934 г. Колосову выселили из Харбина японцы, она вынуждена была уехать в Шанхай. В 1937-м сюда перебрался М. Волин. К этому времени в Шанхае образовалась уже значительная русская колония. В разные годы сюда переселяются Иевлева, Вс. Иванов, Лесная, Крузенштерн-Петерец, И. Орлова, Н. Петерец, Померанцев, Резникова, Светлов, Скопиченко, Слободчиков, Тельтофт, Шилов, Щеголев, Щербаков, Яшнов. В 1940-м — Сатовский. Последними, в 1943 г., появились в Шанхае Хаиндрова и Перелешин. Русский литературный Харбин основательно опустел. Почти вся «Чураевка», которая составляла ядро литературы русского Китая, обосновалась в Шанхае. Процесс оказался аналогичным переселению эмигрантской культуры Европы за океан, только в Китае исход начался несколькими годами раньше.