И, однако, и вам этот жребий грозит —
Быть таким же гнилым, отвратительным сором,
Вам, мой ангел, с горячим румянцем ланит,
С вашим кротко мерцающим взором!
Да, любовь моя, да, мое солнце! Увы,
Тем же будете вы… В виде столь же позорном,
После таинств последних, уляжетесь вы
Средь костей, под цветами и дерном.
Так скажите ж червям, что сползутся в свой срок
Пожирать ваши ласки на тризне ужасной,
Что я душу любви моей мертвой сберег,
Образ пери нетленно прекрасный!
1880
«Я пою для тех, чьи души юны…»
Я пою для тех, чьи души юны,
Кто болел, как за себя, за брата.
Музой был мне сумрак каземата,
Цепь с веревкой — лиры были струны.
Вам заботы об искусстве строгом,
Вам, певцы любви и ликованья!
Я пою великие страданья
Поколенья, проклятого богом.
1884
«Не за каждым всплеском моря…»
Не за каждым всплеском моря
Кормчий с трепетом следит:
Все решит последний, грозный,
Все девятый вал решит!
Но, чтоб вал пришел девятый,
Вал последний, роковой, —
Нужны первые усилья,
Нужен первый вал… второй…
Пусть они едва заметны,
Пусть они отражены:
Ждите, братья, ждите с верой
Побеждающей волны!
1884
Альбатрос
Когда в морском пути тоска грызет матросов,
Они, досужий час желая скоротать,
Беспечных ловят птиц, огромных альбатросов,
Которые суда так любят провожать.
И вот, когда царя любимого лазури
На палубе кладут, — он снежных два крыла,
Умевших так легко парить навстречу буре,
Застенчиво влачит, как два больших весла.
Быстрейший из гонцов, как грузно он ступает!
Краса воздушных стран, как стал он вдруг смешон!
Дразня, тот в клюв ему табачный дым пускает,
Тот веселит толпу, хромая, как и он.
Поэт, вот образ твой! Ты так же без усилья
Летаешь в облаках средь молний и громов,
Но исполинские тебе мешают крылья
Внизу ходить, в толпе, средь шиканья глупцов.
<1890>
Облако
Сегодня наш рудник весь потонул в цветах!
Толпа колодников, обритых и в цепях,
Вперив еще раз вдаль тоскующие взоры,
Вздыхая и кряхтя, в свои вползает норы.
Безрадостный приют неволи и труда!
С обледенелых стен ручьем бежит вода;
Спускаясь в полутьме, о мокрые ступени
Скользит нога… Склонись по-рабски на колени —
И в каменную грудь бессмысленно стучи!
А сердце гордое безропотно молчи!..
На вольный божий свет я вышел из могилы,
От холода дрожа, озлобленный, унылый,
И ненавистным все нашел опять вокруг —
Всей этой красоты бездушной ликованье,
Природы наглый блеск перед лицом страданья,
И ароматный лес, и гор зеленых круг…
Но вдруг — там, в вышине, в лазури чистой утра, —
Невольно взор маня причудливой игрой,
С каймой из золота обломок перламутра,
От юга облачко промчалось с быстротой.
И в душу брызнул свет поэзии забытой,
И сердце мертвое мгновенно расцвело.
— О, что тебя в наш край суровый занесло,
Чудесный гость весны? Порыв ли бурь сердитый
Или бродячий нрав? Из Ганга ль светлых вод,
Из темных ли пучин ты вышло океана?
Отчизну знойную, где рай земной цветет,
Скажи, успело ль ты забыть в стране тумана?
Но вот нахмурился твой лучезарный лик,
Ты дрогнуло и ввысь испуганно вспорхнуло!
Огонь цветов померк… Еще блаженный миг —
И утра дивное виденье потонуло.
Не ужаснулось ли ты вида наших мук,
Свирепости людской, безумья и позора?
В мысль не пришло ль тебе, что от бездушных рук
Не скроешься и ты, любимица простора?…