Русская поэзия XVIII века

1729

Сатира II На зависть и гордость дворян злонравных Филарет и Евгений [83]

Филарет

¹ Что так смутен, дружок мой? Щеки внутрь опали,
Бледен, и глаза красны,[84] как бы ночь не спали?
Задумчив, как тот, что, чин патриарш достати[85][86]
Ища, конный свой завод раздарил некстати?
⁵ Цугом ли запрещено ездить,[87] иль богато
Платье носить, иль твоих слуг пеленать в злато?[88]
Карт ли не стало в рядах[89], вина ль дорогого?[90]
Матерь, знаю, и родня твоя вся здорова;
Обильство сыплет тебе дары полным рогом;[91]
¹⁰ Ничто тебе не претит[92] жить в покое многом.
Что ж молчишь? Ужли твои уста косны стали?[93]
Не знаешь ли, сколь нам друг полезен в печали?
Сколь много здравый совет полезен бывает,
Когда тому следовать страсть не запрещает?
¹⁵ А, а! дознаюсь я сам, что тому причина:
Дамон[94] на сих днях достал перемену чина,
Трифону лента дана,[95] Туллий деревнями
Награжден — ты с пышными презрен именами.
Забыта крови твоей и слава и древность,
²⁰ Предков к общества добру многотрудна ревность
И преимуществ твоих толпа неоспорных, —
А зависти в тебе нет, как в попах соборных.[96]

Евгений

Часть ты прямо отгадал; хоть мне не завидно,
Чувствую, сколь знатным всем и стыд и обидно,
²⁵ Что кто не все еще стер с грубых рук мозоли,
Кто недавно продавал в рядах мешок соли,
Кто глушил нас: «Сальные, крича, ясно свечи
Горят», кто с подовыми горшком истер плечи,[97] —
Тот, на высоку степень вспрыгнувши, блистает,
³⁰ А благородство мое во мне унывает
И не сильно принести мне никакой польги.[98]
Знатны уж предки мои были в царство Ольги[99][100]
И с тех времен по сих пор в углу не сидели —
Государства лучшими чинами владели.
³⁵ Рассмотри гербовники[101], грамот виды разны,
Книгу родословную,[102] записки приказны:
С прадедова прадеда, чтоб начать поближе,
Думного, наместника[103] никто не был ниже;
Искусны в миру, в войне рассудно и смело
⁴⁰ Вершили ружьем, умом не одно те дело.
Взгляни на пространные стены нашей салы[104] —
Увидишь, как рвали строй, как ломали валы.[105]
В суде чисты руки их: помнит челобитчик
Милость их, и помнит злу остуду обидчик.
⁴⁵ А батюшка уж всем верх; как его не стало,
Государства правое плечо с ним отпало.
Когда было выедет — всяк долой с дороги
И, шапочку сняв, ему головою — в ноги.
Всегда за ним выборна таскалася свита,[106]
⁵⁰ Что ни день рано с утра крестова[107] набита
Теми, которых теперь народ почитает
И от которых наш брат милость ожидает.
Сколько раз, не смея те приступать к нам сами,
Дворецкому кланялись с полными руками.[108]
⁵⁵ И когда батюшка к ним промолвит хоть слово —
Заторопев, онемев, слезы у иного
Потекли с глаз с радости; иной, не спокоен,
Всем наскучил, хвастая, что был он достоен
С временщиком говорить, и весь веселился
⁶⁰ Дом его, как бы им клад богатый явился.[109]
Сам уж суди, как легко мне должно казаться,
Столь славны предки имев, забытым остаться,
Последним видеть себя, куды глаз ни вскину.

Филарет

Слышав я важну твоей печали причину,
⁶⁵ Позволь уж мне мою мысль открыть и советы;
А ведай притом, что я лукавых приметы —
Лесть, похлебство[110] — не люблю, но сердце согласно
С языком: что мыслит то, сей вымолвит ясно.
Благородство, будучи заслуг мзда,[111] я знаю,
⁷⁰ Сколь важно, и много в нем пользы признаваю.[112]
Почесть та к добрым делам многих ободряет,
Когда награду в себе вершенных[113] являет.
(Сыщешь в людях таковых, которым не дивны
Куча золота, ни дом огромный, ни льстивный
⁷⁵ На пуху покой, ни жизнь, сколь бы ни прохладна, —
К титлам, к славе до одной всяка душа жадна.)
Но тщетно имя оно,[114] ничего собою
Не значит в том, кто себе своею рукою
Не присвоит почесть ту, добыту трудами