«Широковещательное и многошумное послание твое получил, и понял, и уразумел, что оно от неукротимого гнева с ядовитыми словами изрыгнуто, таковое бы не только царю, столь великому и во вселенной прославленному, но и простому бедному воину не подобает, а особенно потому, что из многих священных книг нахватано, как видно, со многой яростью и злобой, не строчками и не стихами, как это в обычае людей искусных и ученых, когда случается им кому-либо писать, в кратких словах излагая важные мысли, а сверх меры многословно и пустозвонно, целыми книгами, паремиями, целыми посланиями! Тут же и о постелях, и о телогрейках, и иное многое – поистине слово вздорных баб россказни, и так все невежественно, что не только ученым и знающим мужам, но и простым и детям на удивление и на осмеяние, а тем более посылать в чужую землю, где встречаются и люди, знающие не только грамматику и риторику, но и диалектику и философию».
Что получается? А вот что. Курбский за время своего пребывания в Речи Посполитой слегка приобщился к европейской культуре. И со всей энергией неофита упрекает царя: ты, дескать, не умеешь вести полемику «по правилам». По европейским правилам.
Царь отвечает: «Писал ты, что я растлен разумом, как не встретишь и у неверных. Я же ставлю тебя самого судьею между мной и тобой: вы ли растленны разумом или я, который хотел над вами господствовать, а вы не хотели быть под моей властью и я за то разгневался на вас? Или растленны вы, которые не только не захотели повиноваться мне и слушаться меня, но сами мною владели, захватили мою власть и правили, как хотели, а меня устранили от власти: на словах я был государь, а на деле ничем не владел. Сколько напастей я от вас перенес, сколько оскорблений, сколько обид и упреков? И за что? В чем моя пред вами первая вина? Кого чем оскорбил?»
Это очень интересный вопрос. Почему-то считается, что царь отвечал не «по-европейски», а потому неправ. Тот есть Курбский усвоил некоторые основы европейской философии – и стал просвещать всех, кого только можно. Считается, что сам факт приобщения Курбского к европейской философской мысли является большим достижением.
А, собственно, почему? Только потому, что некоторые историки считают, что «Европа это всегда хорошо». На Западе, дескать, всегда правы. И если у них существовала такая философская традиция, то все остальные просто обязаны ей следовать. Что бы они там, на Западе, не творили. А если кто идет против них – то дикарь и варвар. И вот таким «варваром» был Иван Грозный.
«К этому времени Курбский сильно изменился. Во-первых, он успел основательно подзабыть свою былую родину. Жизнь князя в Литве была слишком бурной и разнообразной, полной новых впечатлений. На этом фоне воспоминания о прошлом, к тому же далеко не всегда приятные, тускнели и либо исчезали вовсе, либо заменялись личными мифами, в которые сам эмигрант искренне верил.
Теплых чувств к православной России у Курбского осталось мало. Слишком много он успел повоевать с русской армией, слишком долго убеждал себя и своих читателей, что этой заблудшей страной правит тиран-еретик, который превратил ее в мрачное царство невежества и разгула дьявольских сил. Курбский теперь верил только в это. Для него Святорусское царство, о котором он писал в первых своих посланиях с невыразимой нежностью и болью, погибло навсегда. Шансов у России нет. Поэтому у Курбского изменилось отношение ко всему русскому: все лучшее в прошлом, его погубил Иван».
В общем, для князя Россия стала «этой страной». Как мы увидим дальше, не такая уж редкая эволюция взглядов…
В этом стиле выдержано как третье письмо Курбского, так и знаменитое его произведение, написанное в 1581–1583 годах, – «История кн. великого Московского о делех, яже слышахом у достоверных мужей и яже видехом очима нашима». Именно оно считается чуть ли главным свидетельством «зверств Ивана Грозного». Хотя опричнины Курбский не мог видеть никак. Он сбежал раньше, чем
она началась. А что касается «рассказов достоверных мужей»… Так ведь никаких серьезных связей между Россией и Речью Посполитой не было по причине чуть ли не постоянной войны. Так что трудно сказать, на чьи слова опирался Курбский и насколько критично он к ним относился. Тем более что любителей рассказывать «страшные истории» хватало во все времена. Но что самое главное – книга писалась прежде всего для поляков! В Речи Посполитой Россию, мягко говоря, не слишком любили. Кстати, в Западной Европе к XVI веку о России уже сложился четкий стереотип, который действует до сих пор: дикой варварской и деспотической страны, в которой по улицам гуляют медведи и с бутылкой водки[10] в санях ездят опричники (жандармы, комиссары). То есть «социальный заказ» понятен. Вот князь и написал о диком тиране в дикой стране. А если точнее – то Иван Грозный ассоциировался с Антихристом, захватившим власть в Московском государстве. А бороться против Антихриста – святое дело…