Если для И. Эренбурга главным является раскрытие сложности пережитой эпохи через индивидуальную биографию, вплетенную в события времени, то Н. Берберова побуждает читателя к «пробуждению сознания». Она понимает, что писатель не мог сказать обо всем: «Наше дело – осознать правду целиком, сделать вывод, построить его силлогизм». Потому в ее книге доминируют изображения событий личной жизни, описания ощущений, настроений, впечатлений. Автор и герой разделены не так резко, они существуют в одной плоскости, речь идет только о сохранении дистанции, когда в одном случае следует рассказ о событиях, а в другом – передаются субъективные наблюдения.
Два таких подхода к изображению прошлого обусловили направления развития мемуаров романного типа. В течение ряда лет оказывалось необходимым выражать авторскую точку зрения на важнейшие явления времени. Если представить воспоминания как своеобразный общий текст, то можно восстановить историю страны и определить ее важнейшие события, на фоне которых и разворачивалась жизнь автора.
В 90-е годы подобный подход встречается нечасто и в основном характерен для авторов, тяготеющих к последовательному временному изложению событий. Подобное протяженное во времени повествование встречаем, например, у Е. Габриловича (Евгений Иосифович, 1899-1992). В предисловии к «Последней книге» (опубл. в 1996) автор определяет ее жанр как «оттиск жизни и времени, .срез Времени,склеенный из отдельностей».
Традиционно выстраивается и основной текст, когда автор последовательно вводит читателя в повествование: «Итак, я родился в самом конце прошлого века в Воронеже.» Большинство книг, вышедших в рамках проекта, осуществляемого издательством «Вагриус» (серия «ХХ век»), выстраивается подобным образом, назовем «Писательский клуб» (1996) К. Ваншенкина («Сначала – коротко, потом подробнее. Я родился 17 декабря 1925 г. в Москве. Отец мой был инженер.»), «Роман-припоминание» А. Рыбакова («Я родился в 1911 году 14 января в городе Чернигове»). Сохраняя традиционную для воспоминаний общую модель изображения времени, когда описываются определенные возрастные состояния (детство, отрочество, юность, зрелые годы), воспроизводимые полностью или частично, авторы организуют повествование в определенной последовательности, дополняя его разнообразными комментариями, отступлениями, рассуждениями.
Ощущая потребность в разговоре с читателем, для которого многие события прошлого кажутся ирреальными и даже мифологическими, авторы все больше склоняются в сторону другого типа повествования – более личного воспроизведения фактов минувшего и сосредоточиваются на собственных впечатлениях, ощущениях, настроениях, переживаниях. Происходит трансформация в сторону частного, постепенный переход к повествованию, которое находим у Н. Берберовой – от собственных наблюдений к познанию внешнего мира.
Подобную более свободную структуру встречаем у Д. Данина в «Бремени стыда» (опубл. в 1996), как и младшие его современники, например, А. Вознесенский в воспоминаниях «На виртуальном ветру» (1998), начинающего с описания ключевых фигур времени, рассказа о Б. Пастернаке, объясняя свою задачу следующим образом: «.Каждый знавший вправе – и даже должен! – рассказать и высказать свое об этом человеке-явлении, приуроченном к нашему веку и нашей стране историей и природой». Данный подход обобщен в воспоминаниях Е. Рейна: «Книга эта писалась много лет. Кусочками. Кусочки порой где-то печатались. Но когда таких кусочков набралось довольно много, я увидел, что из них складывается некое единое повествование».
В 90-е годы практически возрождаются формы писем, дневника и записных книжек. Событием становятся публикации дневников И. Бунина «Окаянные дни» (1935, опубл. в 1989), М. Кузмина («Дневник 1934 г.», опубл. в 1998), М. Пришвина (публикация начата в 1991), К. Чуковского («Дневник 1901 – 1929», 1991; «Дневник 1930-1969, 1994»), Е. Шварца «Живу беспокойно. Из дневников» (1956, опубл. в 1990), «Телефонная книжка» (опубл. в 1997). Позже издательская деятельность позволяет расширить ряд, опубликована продолжавшаяся более пятидесяти лет «Переписка: 1912-1969» Корнея и Лидии Чуковских.
«Дневник – это и летопись, и схваченное мгновение, и документ», – отметил, например, один из его авторов. Но на самом деле дневник – это прежде всего автодокумент, автопортрет творческой личности.
В ХХ в. писатели нередко рассматривают дневник как универсальную форму, поэтому в них встречаются биографические события, соответствующие раннему периоду жизни автора. Восстанавливая утраченные во время войны дневниковые записи, Е. Шварц наряду с описанием повседневных, сегодняшних наблюдений дополняет их интересными и разнообразными по содержанию воспоминаниями о ранних эпизодах своей жизни. Соединяя разновременные воспоминания, приводя факты общественной жизни, писатель воссоздает собственную биографию. Перечитывая, организовывая прежние записи в цельный текст, он стремится к обобщению, осмыслению материала. Рассказ ведется искренне, с определенной авторской установкой писать только правду, «не врать, не перегруппировывать события». «Я пишу не для печати, не для близких, не для потомства – и все же рассказываю кому-то и стараюсь, чтобы меня поняли эти неведомые читатели. Проще говоря, стараюсь, чтоб было похоже, хотя никто этого с меня не требует».
Обобщая факты прошлого (одним из признаков подобной конструкции становится изменение стиля, использование эпического повествования), автор меняет уже саму форму дневника, в котором отдельные отрывки строятся по модели мемуарного повествования: «В тот год я стал еще больше бояться темноты, и при этом по-новому. Темнота теперь населилась существами враждебными и таинственными. Все представления мои об этом призраке были тоже призрачны, но я ужасно боялся лошади с мешком».
К концу ХХ в. дневник из частного документа превращается в самостоятельный жанр мемуарной прозы. Соответственно меняется и его поэтика. На смену простой констатации приходит отбор, а затем и направленная типизация отдельных фактов. В отличие от хроник, существующих как самостоятельные образования в строго определенный временной отрезок, как часть повествовательной структуры воспоминаний и также ориентированных на линейное развитие событий, дневник является более независимым образованием, даже если он входит в состав дневниковой книги или собственно мемуарного повествования. Его легко вычленить.
По своему характеру дневники представляют записи самого разного рода. Обычно это краткий перечень основных событий за день. Как отмечает Ю. Нагибин, «это разговор с собой, с глазу на глаз, иногда попытка разобраться в собственной мучительной душевной жизни, иногда просто взрыд, и это бывает нужно». Одновременно автор пытался превратить дневник в более пространное повествование, включая в него отдельные зарисовки, описания природы, наброски будущих текстов, отдельные характеристики действующих лиц.
Уходя от создания официальных текстов, авторы стремились зафиксировать «неофициальную историю времени»: «Безграмотный, сумасшедший, нравственно-грязный инженер Авдеев предложил начальству эффектный план: провести в Москву от Сызрани – Волгу и таким образом «по-большевистски изменить лицо земли». Коммунистам это понравилось, и они создали строительство «Москанал»… <...> Нужна ли нам Волга в Москве? Скептики говорят: не очень. <...> Нижний переименовали в Горький. Беда с русскими писателями: одного зовут Мих. Голодный, другого Бедный, третьего Приблудный – вот и называй города» («Дневник» К. Чуковского).
История времени выстраивается также из эпистолярных публикаций, например переписки деятелей современной культуры, осуществленной журналом «Новое литературное обозрение» в 1995-1996 гг. Появляется форма эпистолярного романа (переписка С. Довлатова – И. Ефимова). Письмо превращается в факт культуры и начинает существовать как самостоятельное жанровое образование.
Некоторые авторы создавали воспоминания на основе своих дневниковых записей и текстов записных книжек. Так поступал, в частности, Д. Самойлов(Давид Самуилович Самойлов, настоящая фамилия Кауфман, 1920-1990). На протяжении ряда лет он писал дневники, которые публиковались в 1990-е годы отдельными подборками в журналах, а в 2002 г. «Подневные записи»вышли отдельным изданием. Созданные на их основе «Памятные записки»(отд. изд. – 1995) представляют собой разговор о времени и о себе. Естественно, что при этом в центре описания оказывается не только личность повествователя, но и фигуры, в которых наиболее полно, точно и интересно отразилось своеобразие эпохи. Следует вводная реплика: «Где-то я читал, что день 22 июня был пасмурным. У меня в памяти солнечное утро, как обычно, приходит заниматься Олег Трояновский, сын бывшего посла в Японии и США, а ныне и сам посол». Введение небольшой справки уточняющего характера перебрасывает повествование в будущее и одновременно придает конкретность изображаемому.