Похожим образом воспроизводит другое историческое событие, смерть Сталина, младший современник Д. Самойлова Д. Бобышев(Дмитрий Васильевич, р. 1936), что превращает личное событие в историческое: «Умер Сталин, и оттаяла прежде всего та дорожка в Таврическом саду, что вела вдоль ограды, – там в земле проходила теплоцентраль». Констатируется биографическое, природное время и личное ощущение, поэтому в комментарии автора подчеркивается, что люди прежде всего задумались не о смерти тирана, а о бренности человеческого существования.
Главным для авторов оказывается описание собственной жизни в контексте происходившего – школьных, общественных, литературных и других событий. Особое внимание уделяется изображению обычаев, привычек. Так, нормы общественной жизни 60-х годов зафиксированы у писателей одного поколения через сходную деталь – отношение к брюкам: А. Найман описывает белые джинсы, Д. Бобышев акцентирует внимание на ширине штанин. Присутствует одна и та же временная деталь, указывающая на регламентированность отношений.
Д. Самойлов даже выводит своеобразную формулу: «Каждое время порождает свои формы быта. И не только время – каждая социальная среда. Эпоха разлома, нестроения и перемещения породила свою неповторимую форму быта – коммунальную квартиру… Коммунальная квартира была и праздником крушения сословных перегородок. Она была присуща времени, а не одной социальной среде» [37].
Описание дома как устойчивого топоса, своеобразного островка безопасности становится общим местом в воспоминаниях. Поэтому мемуаристы и уделяют ему такое внимание. Как и в прозе представителей русской эмиграции образ дома трансформируется в более широкое понятие, становясь началом широких ассоциативных связей.
Связывая прошлое и настоящее в повести «Конец Арбата» (1999), Н. Климонтович(Николай Юрьевич, р. 1951) воссоздает атмосферу духовности и творчества, которая царила в переулках особого «арбатского» мира, так внимательно показанного в свое время в произведениях А. Белого, Б. Зайцева, И. Шмелева. Подробно описывая один из торопливо снесенных старых домов, автор замечает: «Увидев вдруг это осиротелое место, я испытал чувство, будто занес ногу над провалом, над обрывом времени». В своей повести он пытается вернуть, реконструировать некоторые из ушедших отношений.
По сравнению с литературой зарубежья в метрополии шире и глубже освещается тема войны, события послевоенных лет. Из-за возраста представители первого поколения эмиграции не воевали, второй поток образовался уже после войны, центральной могла стать тема плена, но она не получила особого распространения. Назовем В. Варшавского (1906-1978) как автора книг «Первый бой» (1946-й – воспоминания о Первой мировой войне), «Семь лет» (опубл. в 1950-м – о начале Второй мировой войны и пребывании в немецком плену), «Незамеченное поколение» (опубл. в 1950-м – соединение личных впечатлений и критических обзоров о парижской эмиграции в 1920-1930-е годы).
В метрополии на рубеже 1980-1990-х годов появилось большое количество воспоминаний, связанных с лагерной темой. По форме они весьма разнообразны – повесть в рассказах Л. Разгона «Непридуманное»(1989; 2007 доп.); близкое к романной форме повествование О. Волкова «Погружение во тьму»(1987); хроникальное повествование Е. Гинзбург «Крутой маршрут»(1967, опубл. в 1990). Осознавая сложность темы, авторы нередко дают собственное название жанру («Роман-размышление»(1997) А. Рыбакова).
Не все тексты одинаковы по своим художественным достоинствам. Некоторые носят фактографический и бытоописательный характер. Е. Гинзбург начитает повествование так: «Все это кончилось. Мне и тысячам таких, как я, выпало счастье дожить до Двадцатого и Двадцать второго съездов партии…. И вот они – воспоминания рядовой коммунистки. Хроника времен культа личности». В названии отражена и специфика повествования, организованного как история жизни рядового члена партии.
В воспоминаниях О. Волкова«Погружение во тьму» сюжет организуется по законам эпического повествования. Герой показан на фоне событий, круг которых задан семантикой названия. Внешне повествование подчиняется «ненаправленному ходу событий», но цепочка отдельных микроновелл о встреченных людях и прошедших мимо биографического героя событиях определяется движением авторской мысли. Отдельные замечания фиксируют повествование в пространстве и одновременно служат сигналом перехода к основному действию, тщательно детализированному, насыщенному подробностями и отступлениями. По мере развития действия конкретный случай начинает восприниматься как часть общей трагедии народа.
Возникающие на основе бытовых деталей ассоциации помогают автору соединить однородные события, свидетелем которых он стал в разное время и в разных местах: массовую гибель якутов на Соловках в конце 1920-х годов и гибель высланных на Енисей калмыков в начале 1930-х. Заметно стремление к обобщению: «Я рассказываю о жизни подлинной, не выдуманной, тщусь на судьбе одного интеллигента запечатлеть правдивую картину тех мытарств, что достались на долю русских образованных сословий».
Меньше распространена в метрополии и форма хроники, требующая более жесткого и аналитического подхода, привлечения документального фона. Если в эмиграции писатели придерживаются границ избранной ими формы, то отечественные авторы более склонны к синтезу, нередко соединяя отдельные формы. Так своеобразное соединение дневниковых записей и записной книжки встречаем в «Миге бытия»(1997) Б. Ахмадуллиной(Белла Ахатовна, р. 1937), стремящейся обозреть «прожитую жизнь, полностью уместившуюся во вторую половину двадцатого века», запечатлеть «стиль жизни» своего литературного поколения и определить место этого поколения в истории литературы. Включение в текст ранних и поздних воспоминаний, стихотворений, комментарий, сносок, отсылок превращает его в сложное многоуровневое повествование. Среди героев ее книги А. Ахматова, В. Войнович, Б. Мессерер, Б. Пастернак; из отдельных зарисовок и складывается цельный портрет века.
Откровенный разговор с читателем ведет в своих воспоминаниях и А. Найман(Анатолий Германович, р. 1936). В рассматриваемый период он создает «Рассказы о Анне Ахматовой»(1989), трилогию «Поэзия и неправда»(1994); «Славный конец бесславных поколений»(1996); «Б. Б. и др.»(1997). Своеобразным дополнением становится небольшая повесть «Любовный интерес»(2003), где в форме диалога с воображаемым собеседником автор дает оценку своему поколению и косвенно раскрывает тему любви в своей жизни и творчестве. Позиция автора, содержание его книг всегда четко отражаются в названиях, что связано со стремлением представить собственный взгляд на эпоху и современников.
Своеобразно решен портрет современника: в каждом из трех романов дан свой вариант образа И. Бродского. В «Поэзии и неправде» это пространство поэта, обобщенный, идеальный образ, заместивший реального И. Бродского. Он создан через описание собирательного персонажа Александра Германцева (фамилия представляет собой парафраз имени автора).
В романе «Славный конец бесславных поколений» рассказ ведется от лица автобиографического персонажа. Соответственно И. Бродский становится реальной фигурой с собственными неповторимыми чертами. История передается через биографию героя – традиционную повествовательную конструкцию, ведущую действие через детство к отрочеству и юности.