Матвеев был небольшого роста, носил очки. Возраст – чуть меньше тридцати. На его глазах Федоров за четыре года в ЦСКА стал настоящей звездой. Валерий был первым журналистом, написавшим большую статью о Сергее, снискал его доверие. Мне же, в свою очередь, доверял Матвеев после ряда продолжительных бесед в Москве спустя примерно пять лет после развала Советского Союза.
– Ему тогда было лет семнадцать, он еще за Минск выступал, – вспоминает Матвеев. – Помню, написал, что он хороший парень и талантливый игрок. Привел цитату Тихонова о том, как Виктор Васильевич планировал, что в будущем в ЦСКА тройка Федорова, Александра Могильного из Хабаровска и Павла Буре из Москвы придет на смену легендарным Игорю Ларионову, Сергею Макарову и Владимиру Крутову, составлявшим звено КЛМ. Тихонов пристально следил за молодежью. Когда он взял Сергея в ЦСКА, тот сразу стал его любимчиком. Федоров много не болтал, упорно трудился, был высоким и сильным. Тихонов понимал, что столько плюсов в одном человеке редко найдешь. Но, получив то письмо, Сергей впервые серьезно задумался о будущем в НХЛ, – продолжает Матвеев, который сразу посоветовал Сергею уйти из ЦСКА, чтобы выступать в Соединенных Штатах.
«Я не готов, – ответил Федоров. – Мои родители очень расстроятся, если я сейчас передумаю и уйду из команды».
Виктор Федоров давил на сына и твердил, что ЦСКА будет лучшим продолжением его карьеры. На другом плече Сергея висел Матвеев, который годом ранее писал о побеге Могильного. Матвеев лучше разбирался в ситуации. Он видел махинации советского государства и, что гораздо важнее, чувствовал перемены в политическом курсе доживавшего свои последние дни Советского Союза.
– Я понимал, что нас ждут большие изменения в ближайшем будущем, – признается Матвеев. – И сказал Сергею, что подписать контракт с ЦСКА – это глупая затея. Потому что потом будет трудно его разорвать. Тяжело играть в хоккей под руководством человека, который еще и командир твоей части. Стоит ему разозлить Тихонова, как тот запросто может отправить его служить двадцать пять лет на китайской границе.
Примерно в то же время в самом ЦСКА происходили события, которые зеркально отражали то, что творилось с ослабевающей коммунистической системой. Они также подчеркивали, насколько Федоров был важен для своего клуба в будущем. Звезды первого звена, включая центрального нападающего Игоря Ларионова и защитника Вячеслава Фетисова, который был капитаном команды и майором советской армии, начали войну против Тихонова.
Несколько лет назад их также выбрали на драфте НХЛ, и они хотели расторгнуть свои контракты, чтобы продолжить карьеру в Северной Америке. Все это совпало с публикацией в «Правде» одной из самых противоречивых заметок, соавтором которой был Матвеев, – о том, что Тихонов придерживался негласных правил при формировании своего клуба и личная преданность там играла не последнюю роль. «Правда» сообщала, что если хоккеист не являлся армейским офицером, то ему было значительно сложнее не только пробиться в состав сборной Советского Союза, но и попасть в заявку ЦСКА.
– Мы писали, что в жизни россиян произошли большие перемены. И что, может быть, ЦСКА тоже не мешало бы кое-что изменить, – продолжает Матвеев.
На этом фоне Федоров уже считал, что лучше уехать в НХЛ. Однако Тихонов вовсе не был дураком. Он прекрасно понимал, что «Ред Уингз» будут заманивать Федорова в Детройт. Вот только даже он не подозревал, что Матвеев, которому Тихонов тоже доверял, был готов выступить посредником в этой истории.
Тем временем Джим Лайтс нашел в Детройте человека, который обещал помочь с организацией побега. Сезон 1989–90 только набирал обороты. На дворе был октябрь. В раздевалке «Ред Уингз» к Лайтсу подошел тренер вратарей Фил Мир. Он сказал, что хорошо знаком с прославленным советским голкипером Владиславом Третьяком.
У Третьяка в Монреале был друг-фотограф, имевший свободный доступ ко всем игрокам ЦСКА и сборной СССР. Считаные минуты спустя Лайтс уже разговаривал по телефону с этим фотографом – Мишелем Пономаревым. А через пару дней они встретились уже лично в Монреале.