Итак, для полного ознакомления с физиогномическими признаками требуется непременно изображение, как дополняющее то, что не могут передать описания и измерения, как подробно ни были бы они сделаны. Человеческое лицо представляет везде одни и те же существенные части; везде у всех племен лицевые ощущения производятся одними и теми же мышцами, сопровождаются одинаковыми изменениями наружных частей; но это верно только относительно общности, а не деталей: относительное развитие и относительная подвижность мускулов варьируют беспредельно. Оттого мы в каждом племени можем найти известные постоянные частные типические выражения и тем подвести все встречающиеся вариации к небольшому числу подразделений, но самые типические группы эти представят бесконечные оттенки. Глаз наш часто улавливает такие различия, которые мы выразить словами не умеем, как не сумеем перевести их на числовой язык антропометрии. Наоборот, мы часто замечаем сходство, и сходство осязательное, у лиц, с первого взгляда и рассматриваемых отдельно, представляющих различия, и тоже не в состоянии определить этого словами. Производимое впечатление то же, характер выражения тот же, хотя частности и различны. Это всего чаще встречается между членами одной и той же семьи, на которую, кроме кровных влияний, влияет еще единство обстановки, привычек, внешних условий, накладывающих сплошь и рядом свою печать на целый ряд физиогномий. Какого труда потребовалось бы описать словом все эти бесчисленные оттенки, какую массу цифр и отношений нужно было бы воспроизвести, чтобы выразить каждую физиогномию со всеми особенностями ее выпуклостей и углублений, степени кривизны, протяжения линий по антропометрической схеме. Перейдите за границы племени, начните изучать представителей других, и там опять встретите своеобразные ряды сочетаний: пока эти сочетания не выяснены в своем значении, в своих соответствиях и сопричинности, до тех пор скопление подобных описательных деталей было бы не обогащением науки, а ее загромождением, тем более, как могло оказаться со временем, что исходные пункты для измерений брались нами не те; что мы их комбинировали искусственным образом и совершенно не по тому методу, по которому можно прийти к положительным выводам. Игнорировать совершенно то, что мы не понимаем, было бы также вредно в науке, потому что время может выставить его значение и важность, как это показал недавний факт с вопросом о частностях строения одной из планет; одни утверждали, что известная частность должна быть на ней на основании теоретических соображений, другие отвергали ее потому, что она не была наблюдаема. Вопрос решила фотография, этот непредубежденный свидетель, заносящий безразлично и без предвзятой идеи все действительно существующее: на ней нашли действительно то, на что не обратили внимание наблюдатели. По отношению таких-то частностей, которых мы еще не знаем, но которые могут оказаться особенно важными по чему-либо впоследствии, и не заменимы собрания фотографий, и чем в большем числе, тем лучше. Для научного значения их важно только то, чтобы они были произведены в удобосравниваемом виде, т. е. в фас и в профиль, и чтобы были обозначены те данные, на основании коих только и могут делать суждения антрополога, т. е. чтобы указано было племя, возраст, местность и даже время снятия. Элемент времени немного значит в ближайший период к тому, в который были сняты портреты, но он получает все большее и большее значение во многих случаях по мере того, как человечество отдаляется от него. Указание времени снятия портрета может иметь и известное антропологическое, и этнографическое значение, и именно вот почему.
Каждое племя, сохраняя свои типические черты и независимо от смешения, претерпевает с течением времени известные изменения под влиянием тех внешних факторов развития и той обстановки, в которой оно живет. Наблюдения делают весьма вероятным, по крайней мере относительно европейских народов, что под влиянием умственного развития средняя величина черепа увеличивается, очертания головы, и относительные частности ее развития изменяются. За это говорят не одни только наблюдения над древними французскими черепами, сравненные с современными, так как эти выводы еще могут быть подвержены серьезному сомнению с точки зрения строгих антропологических требований по отношению безупречности выводов: тут, может быть, случай играл важную роль, доставив наибольшую долю малоголовых между древними кладбищенскими черепами; затем можно возразить, что число наблюдений сделано сравнительно мало для важности вывода, что, наконец, мы не знаем, было ли небольшое число кладбищенских исследованных черепов по своему происхождению совершенно одинаково со сравниваемыми ныне живущими по отношению примеси тех первоначальных элементов, из коих сложились современные французы. Но существуют наблюдения, замеченные всеми, в особенности шляпниками, несомненно доказывающие самым верным фактором — численностью сбыта товара, что чем сравнительно развитее класс народонаселения, тем больший размер головы он имеет, тем большие шляпы для него нужны. Это изменение головы не выражается только в простом разбухании ее во все стороны, а в известной моделировке. Каменщики и землекопы имеют не только меньшие головы, чем, например, медики, артисты и художники, но голова их представляет своеобразные особенности: с развитием умственной жизни развивается преимущественно лобная часть, и достаточно просмотреть ряд портретов людей, отличившихся в науке, искусстве, литературе и промышленности, чтобы убедиться в этом. Мы недаром употребляем, желая выразить известное хорошее впечатление от человека, выражение: «он хорошая голова», но, и говорим: у него прекрасный лоб, когда стараемся отметить впечатление, произведенное умным и энергическим человеком; недаром также заклеймили названием «медного лба» известные качества, далеко нам не симпатичные и, во всяком случае, не могущие считаться возвышенными с умственной и нравственной точек зрения. Если очертания лба изменяются, если общий вид и соотношение его с другими частностями формы головы варьируют с течением времени, то и физиогномическое впечатление будет также изменяться от развития в народах умственной жизни между все большею и большею массою. Это происходит не только от того, что умственному труду подвергается все большее и большее число лиц, передающих по закону наследственности приобретенное улучшение формировки лба и увеличение размеров черепа, но умственный элемент, элемент развития, все более и более входит с течением времени, как необходимый фактор, даже в воспитание тех, кои отправляют ремесла, мешающие развитию размеров мозга и головы. Вероятно не много пройдет времени, когда «tete de macon», составляющая по своей малости предмет незавидного сравнения и синоним глупости, потеряет свое фактическое основание и станет такою же археологическою поговоркою, какими стали многие из них, потеряв с течением времени свою историческую причину. Школа и осмысленность ремесла сделают с течением времени свое дело. Таким образом, исторический ряд фотографий даст со временем антропаюгам точный материал для изучения изменения племен под влиянием культурных условий и дополнит и оживит то, что будущим исследователям придется получать из изучения черепов и из письменных свидетельств.