Выбрать главу

В противоположность многим культурным народам, евреи обнаруживают мало склонности к национальному объединению; их сплоченность, по своему характеру, скорее напоминает факт расового, чем культурного единства. Евреи мало стремятся к территориальной концентрации, столь же мало склонны к созданию национального духа с самобытным языком, поэзией, литературой, искусством. При таких наклонностях еврейской расы, жизнь в рассеянии вовсе не является для нее фактом чисто внешним или только насильственным, но глубоко коренится и в самых особенностях этого народа. Брока усматривает в евреях свойства антропологического космополитизма — как в физической организации их, так и в их физиологической приспособляемости. Но очевидно, и в психическом отношении еврейству свойственна такая же приспособляемость и вытекающий из нее нравственный космополитизм: евреи охотно передвигаются с места на место, побуждаемые материальными и духовными потребностями, и это стремление возникло у них не только со времени утраты ими своей территории в Палестине, но проявилось и гораздо раньше. Самая перспектива рассеяния и симбиоза с народами земного шара была предсказана евреям их пророками; эти гениальные люди, которых можно бы назвать сионистами своего времени, глубоко понимали национальный дух своих соотечественников и предусматривали исторические события, причины которых коренятся, главным образом, в национальном духе евреев. События действительно наступили так, как об этом читаем у еврейских пророков. Этим подтверждается как проницательность пророков, так и верность сделанной ими психологической характеристики своего народа. Хотя пророки Израиля усматривают в рассеянии наказание Божие, а современные сионисты пытаются создать из евреев нацию в том смысле, как она создалась у других народов; но самый вопрос, — нам кажется — стоит глубже. Евреям, как расе, едва ли свойствен национальный уклад душевной жизни; у них гораздо больше сказывается склонность к антропологической всеобщности, чем к национальным рамкам; и, быть может, именно в этом скрывается антропологическое и культурное призвание этой, во всяком случае, прочной, устойчивой, резко отмеченной в духовном отношении расы.

И. А. Сикорский

Русские и украинцы

(Глава из этнологического катехизиса)

Доклад в Клубе русских националистов в Киеве 7 февраля 1913 года Русские и Украинцы

I. Доисторическая давность

Вопрос, поставленный в заголовке, невольно сам собою сказался. Когда нам пришлось ознакомиться с некоторыми произведениями профессора Михаила Грушевского, особенно с его новейшей книгой «Киевская Русь» (т. 1. СПб. 1911 г.). При чтении этих произведений в душе возникли не только вопросы, но почуялись сомнения, встрепенулась критическая мысль, сказалась глубокая встревоженная потребность знать: «что есть истина»?

Согласно Вс. Переписи населения Росс. Имп. 1897 г., мы привыкли знать, что русских в нашем отечестве имеется 84 миллиона, затем уже следуют нерусские народности в общей сумме 41 миллион. С поправками на 1911 год (Статистич. Ежегодник России), русских приходится 112 миллионов, инородцев 56 миллионов. Восемьдесят четыре миллиона русских в 1897 г. и 112 мил. В 1911 году делятся таким образом, что в

1897 г. 1911 г. на великороссов 66 миллион. 74 миллион. на малороссов 26 37

Почтенный профессор Грушевский предупреждает нас, что двадцать шесть миллионов малороссов по переписи 1897 или тридцать семь миллионов по расчетам на 1911 год нельзя считать русскими. Эти миллионы должны быть списаны с общей суммы русских, потому что они — не русские, а украинцы. Подведя итог всем украинцам, почтенный профессор исчисляет их в 1906 г. в сумме 31–32 миллионов, вводя сюда живущих в Австрии и выселенцев в Америку. Нас, впрочем, интересуют не статистические цифры, а существо дела — действительно ли из состава русского населения надобно исключить одну треть (численностью в 27 миллионов!) и перечислить эту крупную цифру к контингенту другой народности — украинцев. Это так неожиданно, так ново, так непривычно, что разум не хочет сдаться в плен и домогается доказательств. Конечно, перед доводами науки никто и ничей ум не устоит! Если существуют доводы, и они убедительны, мы невольно последуем за профессором Грушевским и, при всем предварительном несогласии с ним, — чего и не скрываем, — пойдем в полон, сдавши ему в качестве трофеев всю нашу библиотеку.

Профессор Грушевский настолько обставил содержание своей книги научным инструментарием, что первым долгом читателя является тщательное изучение предлагаемого материала: с этого и начнем.

Мы встречаем в книге профессора Грушевского и географию, и геологию в соединении с исчислением периодов или наслоений четвертичного века до первых почти проявлений жизни в третичную эпоху. Далее у него прослежен более или менее подробно ледниковый период в Европе, особенно в тех местах, которые впоследствии стали прародиной нашего отечества. Еще далее профессор Грушевский приводит опись орудий, созданных руками первобытного человека в палеолитический и неолитический период его жизни. Особенно ценным следует признать то, что профессор Грушевский придает значение антропологическим изысканиям и делает попытки применять их к освещению расовых и этнических вопросов — наряду с лингвистическими данными. Все это вместе взятое создает ту почву, на которой возможно сближение разных специалистов, на общем поле этнографии и этнологии. К сожалению, приходится сказать, что некоторые части исчисленного материала носят у профессора Грушевского характер скорее научно-изобильного, чем конкретно-делового собрания фактов, и самые факты не объединены и не оплодотворены принципами антропологии и этнографии. Главные положения этих новых вспомогательных для истории дисциплин использованы у профессора Грушевского далеко не с тою полнотою, какой они заслуживают.

Важнейший вопрос, с каким в своей книге выступает профессор Грушевский, — пытаясь притом разрешить его радикально, — это вопрос о происхождении славян, русских и украинцев. Эти три вопроса должны быть признаны основными для всей истории славянства и России, но они оставались до самого недавнего времени крайне слабо базированными. Оттого выступление профессора Грушевского с решительными взглядами покажется для всякого по меньшей мере научно-внезапным. Если принять во внимание, что прежние научные данные о скифах и сарматах, как предтечах славянства, не только устарели, но сделались в последнее время еще более неясными и запутанными, то начало Руси таким образом погрузилось в совершенный туман. Этот туман не только не рассеивается книгою разбираемого автора, но становится еще более густым особенно потому, что к основному вопросу о существовании украинства профессор Грушевский относится скорее как к вопросу доказанному и решенному, а не к такому, который нуждается в доказательствах для своего разрешения. В первой половине своей книги профессор Грушевский почти не говорит об украинцах, оттого появление их во второй половине представляется довольно неожиданным: автор не достаточно подготовляет читателя к этой важной этнографической новости.

В своей книге профессор Грушевский останавливается только на весьма немногих антропологических фактах, именно на долихоцефалии и брахицефалии (длинноголовость, короткоголовость), но не упоминает и не оценивает значения многих других важных антропологических положений и признаков, например, лицевого указателя, носового, глазничного и даже головного указателя (index coephalicus). Такая скупость явилась роковой и лишила профессора Грушевского почти всех средств к разрешению поднимаемых им этнических вопросов. Удовольствоваться долихоцефалией и брахицефалией — это значит сузить свои аналитические ресурсы по этнологии до границ решения только одного вопроса, притом касающегося событий чрезвычайной давности. За четыре тысячи лет до нашего времени территорию нынешней европейской России населял долихоцефалический человек. Он вымер, скелеты его можно находить при рытье каналов (Ладожский кан.), при глубоких железнодорожных выемках и при других обнажениях глубоко лежащих напластований земли. Вот и все! Но все получаемые таким путем данные имеют теперь только био-исторический интерес, т. е. полезны для биолога, но не для историка. Ведь со времен долихоцефалического человека поверхность нынешней России покрылась наносными наслоениями, на поверхности которых уже давно живет короткоголовый и среднеголовый человек (брахицефал и мезоцефал). Вся антропология и этнография поднялась, таким образом, из геологических глубин на поверхность, нами обитаемую. Поэтому здесь, а не в глубинах земли надобно искать человека двух-трех последних тысячелетий. Здесь находятся следы и остатки скифов, сарматов и славян. Здесь же следует разыскивать и украинца, если только он существует в природе.