Японцы состоят из смешения трех основных человеческих рас. Первыми появились на нынешней территории Японии народы негритянского племени, перекочевавшие сюда с Малайского архипелага. Лет за 800 до христианской эры (Wirth), Японию наводнили представители белой расы — айносы или айны, а тысячу лет спустя на Японский архипелаг явились желтые, которые подчинили себе аборигенов. Таким образом, Япония, главным образом, состоит из желтых. Японцы, несомненно, превосходят по своим душевным качествам других представителей желтой расы (китайцев, монголов и др.). Этим они обязаны, вероятнее всего, примеси к ним белой расы, т. е. айносов. Айносы очень близки по своим физическим и душевным чертам к русским, и Катрфаж (известный французский антрополог) называет даже айносов «русскими из Москвы», а Бельц (Baelz) признает их за племя, близкое к славянскому или тождественное. Но айносы численно подавлены желтыми, которые стремятся истребить их.
Японец мал ростом, желтокож, с типическими монгольскими раскосыми глазами, вертляв, подражателен, резок… Не будем судить нашего врага: он сам обратился к крайнему на земле суду — к силе, — пусть решает сила!
На вооруженную силу нации нельзя смотреть как на грубую силу и нельзя ее измерять, как это иногда делают, количеством тонн водоизмещения, силою штыков, размерами пушек, количеством военного фонда. Правда, и эти факторы составляют часть силы; но не в них главное дело! Наибольшее значение в войне имеет элемент психический — национальный дух и биологические достоинства народа. Война — не драка, не разбой, не убийство. Это — честный бой, с соблюдением требований долга и совести. На войне побеждает не тот, кто коварен и дерзок, но тот, кто храбр и мужествен. Война требует высших качеств души, высших нравственных достоинств! Как?! Там, где льется кровь, где друг друга убивают, там необходимы высшие качества души? Да! Такова психология войны, которую ведет великий народ. Не об убийстве думает воин, идущий в бой! Вот как описывает эти страшные и страшно-торжественные минуты русский писатель — участник последней восточной войны (Всеволод Гаршин):
«Тогда все слилось в том смутном и невыразимом словами чувстве, какое овладевает вступающим в первый раз в огонь. Говорят, что нет никого, кто бы не боялся в бою, всякий не хвастливый и прямой человек на вопрос: страшно ли ему, ответит: страшно. Но не было того физического страха, какой овладевает человеком ночью, в глухом переулке, при встрече с грабителем; было полное, ясное сознание неизбежности и близости смерти. И дико, и странно звучат эти слова. Это сознание не останавливало людей, не заставляло их думать о бегстве, а вело вперед. Не проснулись кровожадные инстинкты, не хотелось идти вперед, чтобы убить кого-нибудь, но было неотвратимое побуждение идти вперед во что бы то ни стало, и мысль о том, что нужно делать во время боя, не выразилась бы словами: нужно убить, а скорее: нужно умереть».
Среди боя французского солдата охватывает чувство возвышенного долга. Русский солдат менее развит, он более прост, но природное глубокое чувство поднимает его на нравственную высоту. Вот как описывает русского солдата М. И. Драгомиров:
«Уметь страдать, уметь умирать — вот основание солдатской доблести, свойственное русскому солдату в высокой степени; недаром про него сказано: «его мало убить, а нужно еще повалить», и это сказано врагом, а не другом».
«Откуда берется эта стойкость? Она есть результат расовых особенностей русского простого человека… Русский человек во всем прост и естествен. И в этом открывается новая великая черта русского солдата; полное отсутствие какой-либо позы, рисовки. Он и в мысли не имеет, что приносит великую жертву; ему и в голову не придет вменять это себе в заслугу; равно как не придет в голову себя подбадривать похвальбами, славной и т. п. Одним словом, между, русскими солдатами нет героев, а есть только люди, исполняющие свой долг, даже до смерти, но исполняющие его просто, от сердца, потому «как может быть иначе? Коли приказано, так нужно сделать: вот и все». Та сила и велика, которая не сознает своего величия».
«Искалеченный на войне, русский солдат переносит страдания с изумительным терпением и покорностью судьбе. Верно заметили одной сестре милосердия, горевавшей, что нет Евангелия для чтения раненным, что им не нужно читать Евангелие, а нужно учиться на них чувствовать и понимать Евангелие. Человек массы, человек первобытного строя мысли, русский солдат разумеет себя не единицей, а частью великого целого, почерпает свою гордость и достоинство в инстинктивной вере в то, что его народ выше всех прочих народов и несет за него свою голову безропотно и не задумываясь».
«Умирает русский солдат просто, точно обряд совершает, по меткому выражению Тургенева: принеся родине жертву высшей любви, он отправляется на Тот Берег со спокойной совестью, ибо претерпел до конца, «претерпевший же до конца спасен будет…»
Таким образом, мужество и чувство долга — вот что наполняет душу солдата в бою. Величайшая смертельная опасность родит в человеке возвышенное настроение и делает его героем, забывающим о себе. Тот народ, который дает таких солдат, выходит победителем.
Есть две нации, которые обладают наивысшими качествами, необходимыми солдату. Эти нации — русские и французы. И те, и другие не боятся рукопашного боя, не страшатся штыковой атаки, но неудержимо идут вперед. Воители желтой расы, несмотря на свой фанатизм, лишены этих качеств. Во время Ахалтекинской экспедиции в Средней Азии, азиатские всадники, размахивая в воздухе саблями, стремительно бросались в атаку на русских, но они мчались в бой с завязанными глазами, потому что не могли перенести вида опасности, не имели сил глядеть прямо в лице смерти. Турки тоже не выдерживают рукопашного боя и бегут.
В современной русско-японской войне мы имеем дело с событиями и условиями, совершенно отличными от тех, с какими европейские народы привыкли иметь дело. Мы встречаемся здесь с расовой борьбой, но не в обычном вульгарном значении этих слов, а совершенно в ином смысле. Мы стоим в настоящую минуту лицом к лицу с крупным биологическим событием, которое выяснилось и поднялось во всей своей жизненной силе. Русский народ, по общему признанию даже народов Западной Европы, явился бесспорным распространителем европейской культуры среди народов желтой расы. Главным фактором здесь является глубокая биологическая основа. Ассимиляторская роль России сказалась самым положительным образом в два истекшие тысячелетия и привела к мирному, бескровному объединению финской и славянской народностей на обширной территории Восточной Европы (Бестужев-Рюмин).
В последние триста лет тот же процесс мирной ассимиляции перенесен русским народом в Сибирь и дошел до берегов Великого океана. Антропологические исследования, произведенные над населением Сибири, показали, что русскими уже порядочно распахана биологическая нива сибирских инородцев: повсюду возникло от смешанных браков здоровое, крепкое, духовно одаренное население, впитавшее в себя русскую душу и русский народный дух, словом — обнаружился великой важности факт плодотворного усвоения инородческим населением биологических и нравственных черт русского народного гения. Среди этой молчаливой великой работы природы, при полном развитии мирного процесса, японец стремительно врывается в спокойное течение широких событий и хочет повернуть гигантское колесо жизни в другую сторону. При первой вести об этом русский народ почуял в себе биение исторического пульса и встал как один человек на защиту своего исторического призвания — вливать свои здоровые соки в плоть и кровь, в нервы и душу монгольских племен, для которых он является высшей духовной и биологической силой.
И. А. Сикорский
Антропологическая и психологическая генеалогия Пушкина
Появление на свет гениального человека не совершается экспромтом. Происходит продолжительная и сложная подготовка к великому событию живой природы. Французскими антропологами прослежена часть подготовительных условий и явлений, составляющих биологический ореол грядущего величия. Выяснилось, что гениальность, талантливость и даровитость, составляя серию смежных градаций одного и того же явления, приурочены к некоторым семейственным группам и родам и появляются на лоне своей биологической почвы, время от времени, с неодинаковой частотой, локализируясь в индивидуумах то мужского, то женского пола. Судьба ста семейств, прослеженная французскими антропологами на расстоянии нескольких столетий, показала, что есть роды и семейства, которые даже за довольно длинный срок (до семи столетий) давали только серенькое потомство без всяких следов «искры Божией», т. е. талантливости или даровитости. Но другие семейные группы давали, время от времени, даровитых и талантливых представителей, после чего творческая сила рода понижалась до нового подъема.