Иные были отношения, существовавшие в римско-эллинскую эпоху, обнимающую последние века до Р. Х. и первые по Р. Х. Различные источники согласно свидетельствуют о том, что в это время среди евреев был широко развит прозетилизм. Но этот период продолжался сравнительно недолго, и те расовые элементы, которые, благодаря временному процветанию прозелитизма, приникли в среду тогдашних евреев, не могли значительно видоизменить тот антропологический тип их, который они унаследовали на своей старой родине, в Палестине.
Ко времени появления евреев в этой стране последняя была заселена племенами как семитического, так и несемитического происхождения. Допуская смешение с первыми, Ауэрбах относится критически к вопросу о влиянии несемитических племен Палестины и соседних с ней областей на антропологический тип евреев. В этом отношении он останавливается подробнее на хеттитах и аморитах, как имеющих преобладающее значение в современных теориях об антропологическом прошлом евреев.
Хеттитам, как известно, приписывается происхождение брахицефалии среди современных евреев. Принимая во внимание, что последние представляют собой около 80 и более процентов брахицефалов, следует ожидать, что и предполагаемые производители такого подавляющего количества короткоголовых должны были быть также представлены в соответственном же количестве; между тем исторические данные, приводимые Ауэрбахом, совершенно не подтверждают этого. Царство хеттитское находилось уже в состоянии упадка ко времени вторжения евреев. Оно, по библейским известиям, подтверждаемым и новейшими археологическими раскопками, простиралось к северу от Палестины, занимая область Сирии, так что палестинские хеттиты, относительно которых высказываются даже сомнения в тождестве их с сирийскими и которые только и могут быть приняты в расчет при смешении с евреями, представляли лишь небольшую южную часть, отколовшуюся от главного северного ядра. Если бы хеттитам, действительно, принадлежала выдающаяся роль в образовании еврейского народа, как можно думать по теории Лушана, то это выразилось бы в более частом упоминании о них в Библии; однако там о хеттитах говорится не больше, чем о прочих ханаанских племенах, кроме того, необходимо иметь в виду, что нынешние евреи являются потомками двух колен, Иудина и Вениаминова. Остальные десять колен Израилевых жили севернее, составляя как бы естественный барьер, служивший значительным препятствием для смешения первых с хеттитами. Известно далее, что обе ветви, на которые разделились древние евреи, — царство Израильское и царство Иудейское — состояли между собой в постоянной вражде, доходившей до полного запрещения браков между ними. По разрушении же ассириянами Израильского царства, последнее унесло с собой и то большее или меньшее количество хеттитской крови, протекавшей в жилах древних евреев, едва ли много оставив ее на долю их современных потомков. Оспаривает также Ауэрбах правильность отнесения хеттитов к брахицефалам на основании рельефных изображений только в профиль, как поступает Лушан: если даже художник и точно передал пропорции черепа, то отсутствие представления о ширине не позволяет судить о величине головного указателя, который может колебаться в очень широких пределах при одной и той же длине черепа. Наконец, еще и следующее обстоятельство говорит против хеттитского влияния на евреев. Армяне, с которыми Лушан сближает хеттитов, — гипербрахицефалы, между тем, как евреи, по данным различных авторов, оказываются хамебрахицефалами; тут наблюдается, следовательно, коренная разница в конфигурации еврейского черепа и гипотетического хеттитского.
Другим этническим элементом, вошедшим в состав древних евреев, являются, по теории Лушана и его последователей, амориты, в которых желают видеть представителей светловолосого, голубоглазого, длинноголового и высокорослого германского типа. Однако имеющиеся данные не позволяют, как думает Ауэрбах, судить с такой определенностью о физических признаках этих предполагаемых производителей евреев-блондинов нашего времени. Долихоцефалия хеттитов не может быть вполне достоверной, так как она, подобно брахицефалии хеттитов, определяется только по изображениям в профиль. Далее, и светлая пигментация аморитов может подлежать некоторому сомнению в виду той неясности, с какой древние египтяне разбирались в окраске наружных покровов различных представителей современных им народов. Кроме того, и Флиндерс-Петри, со своей стороны, определяет цвет волос аморитов термином «red-brown», что также не вполне соответствует белокурому оттенку. Рядом с этим имеющиеся исторические известия далеко не отличаются богатством положительных указаний на смешение евреев с аморитами. Последние, распространенные в свое время по всей Палестине и особенно компактной массой жившие в южной части ее, совершенно не упоминаются Библией со времени завоевания Палестины евреями. Единичные упоминания о белокурых евреях еще не свидетельствуют о смешении евреев с аморитами, так как в подлежащих местах Библии говорится только о красных или рыжих волосах, что едва ли тождественно с белокурыми волосами аморитов, если только последние, действительно, отличались этим признаком.
Таким образом, в виду отсутствия положительных доказательств, следует, по мнению Ауэрбаха, относиться с большой осторожностью к вопросу о влиянии аморитов на антропологический тип евреев. К этому обязывают и некоторые цифровые данные о частоте различных физических признаков среди современных евреев. Так, незначительный процент долихоцефалов среди последних уже говорит за неглубокое смешение их с аморитами, особенно, если иметь еще в виду, что в этот же процент входят и продукты позднейшего смешения евреев с длинноголовыми арабами. Далее, число светловолосых и светлоглазых евреев совершенно не параллельно количеству долихоцефалов, несоизмеримо малому, сравнительно с первым, между тем как в действительности должно было бы быть наоборот. Долихоцефалия евреев, сложившаяся из длинного черепа индогерманцев-аморитов и длинного же черепа семитов, должна бы отличаться значительно более сильным ритмом, нежели светлая пигментация волос и глаз, являющаяся, согласно разбираемой теории, продуктом скрещения двух противоположных факторов: светлой комплексии аморитов, с одной стороны, и темной комплексии хеттитов и семитов — с другой. Оказывается, стало быть, трудно приемлемым и толкование Лушана об индогерманском источнике происхождения долихоцефалии и белокурости современных евреев. Ауэрбах поэтому не без основания отмечает чрезмерный схематизм, присущий теории Лушана и основанный на предположении, что евреи унаследовали брахицефалию от хеттитов, а от аморитов — длинноголовых блондинов — только бедность пигмента в окраске волос и глаз, как будто известная народность, вопреки законам наследственности, по своему произволу выискивает наследуемые ею и характеризующие ее физические признаки.
Изучение этнических влияний в Палестине в эпоху появления и пребывания там евреев не дает, следовательно, сколько-нибудь определенного ответа на вопрос о генезисе их антропологического типа. Мало разъясняется этот вопрос и справкой о доисторическом периоде, о периоде первоначальных семитических переселений. Основанные лишь на одних гипотезах, сведения об этом периоде весьма скудны. По теории Кремера и Гоммеля, опирающейся на ряд сравнительно-лингвистических сопоставлений и разделяемой Ауэрбахом, древнейшие поселения семитов следует искать в Средней Азии к западу от Памира. Отсюда семиты компактной массой двинулись через Иран, южную Армению и Мидийские горы в долину Месопотамии, где с течением времени разделились на отдельные племена. Благодаря этому, первоначальный общий миграционный поток распался на несколько самостоятельных течений: одно проникло далее к юго-востоку, в плодородную страну Двуречья и, покорив первобытное несемитическое население — сумерийцев, аккадицев и эламитов, явилось носителем ассиро-вавилонской культуры; другое прошло к югу и заняло обширные и замкнутые со стороны Азии горами, а со стороны Африки горами и морем равнины Аравии; наконец, третье направилось на запад и образовало собой ханаанитские народности, финикиян и евреев. Однако все эти миграционные волны прасемитов не проливают много света на антропологический характер евреев. Господствующий в этом отношении взгляд, поддерживаемый также Лушаном, состоит в том, что прасемиты представляли длинноголовую расу, каковой признак они утратили под влиянием смешений с короткоголовыми иранцами и армянами, обитавшими на пути их миграции. С этим взглядом, противоречащим теории Кремера и Гоммеля, Ауэрбах не соглашается; скорее следует, как он думает, усомниться в том, действительно ли прасемиты отличались долихоцефалией. И в самом деле, с одной стороны, современные евреи почти в 90 % являются настоящими брахицефалами или близкими к таковым; попытка же рассматривать это обстоятельство, как продукт смешения с короткоголовым арменоидным типом, опровергается вышеизложенными соображениями. С другой стороны, вавилоняне, ассирийцы, финикияне, арабы и евреи отличаются многими общими чертами, выражающимися в их изображениях, в их языке, преданиях, архитектурных памятниках, в их основных религиозных формах. Принимая всё это во внимание, Ауэрбах решается высказать гипотезу, что прасемиты были короткоголовыми или обладали наклонностью к брахицефалии; этим самым легко и просто объясняется, откуда взялось среди евреев 80 % короткоголовых; остальные же 20 % средне- и длинноголовых можно рассматривать, как результат смешения с теми или другими этническими группами — египтянами, аморитами, арабами. Коснувшись последних — длинноголовых арабов, цитируемый автор указывает прежде всего на то, что антропологические измерения арабов произведены в несравненно меньшем количестве сравнительно с евреями, да и аутентичность этого материала, особенно краниологического, часто подлежала сомнению. Но еще важнее вопрос, кого — арабов или евреев — следует считать более близкими к прасемитам. Ауэрбах не видит оснований считать таковыми арабов: ведь и они, насколько известна их история, также немало странствовали и подвергались многочисленным этническим влияниям в Египте и на вост. — африканских берегах, на побережье Персидского залива и, наконец, со стороны различных сирийских племен. Современных бедуинов Лушан признает, правда, непосредственными потомками древних семитов. Для подтверждения этого он, между прочим, указывает на сходство финикийских черепов с черепами современных бедуинов, но измерения Ломброзо семи финикийских черепов констатировали присутствие среди них одного брахицефала и трех мезоцефалов. Упоминая об этом, Ауэрбах добавляет, что при переводе на живых эти семь черепов дали бы только двух с указателем ниже 75, трех мезоцефалов, из которых один был бы на границе брахицефалии, и двух резких брахицефалов. Что же касается физиономических черт, а в особенности формы носа, резко отличающей, по Лушану, евреев от бедуинов и являющейся у него решительным поводом для отнесения евреев к арменоидному типу, то Ауэрбах, пользуясь известными уже цифровыми данными о распространении среди евреев различных форм носа, отмечает, что арменоидный тип далеко не самый частый среди них и совершенно не может считаться столь же постоянным признаком, как и короткий череп. Вместе с тем Ауэрбах указывает на присутствие среди евреев целого ряда физиономических типов, появление которых нетрудно объяснить влиянием разнообразных условий среды, постоянно меняющейся на протяжении их многократных переселений. Среди этих типов не последнее место занимает и настоящий семитический, приближающийся к типу арабов-бедуинов и к изображениям древних ассирийцев; знатоки Палестины утверждают, что там нередки случаи смешения по наружности евреев с арабами.