Если таким образом исследованиями Вайсенберга и Ауэрбаха выясняется, что хеттито-аморитская теория Лушана о происхождении евреев не вполне удовлетворяет своему назначению, то вместе с тем нуждается в проверке и другое выше цитированное мнение Лушана, что евреи не образуют определенного антропологического типа, но составляют лишь религиозную общину людей, вступавших в нее из среды окружающего населения Европы, — мнение, которое неоднократно высказывалось и ранее. В свое время настойчиво проводил этот взгляд Ренан. Несколько позднее в таком же смысле выразился и Топинар. Из новейших сторонников того же взгляда можно назвать Гольдштейна, на статье которого, несмотря на ее небольшие размеры, нелишним будет остановиться, особенно в виду того, что для подтверждения своей мысли автор прибегает к новому доводу, до него, кажется, мало обращавшему на себя внимание исследователей.
Гольдштейн прежде всего низводит до ничтожной степени влияние ханаанских выходцев на происхождение современных европейских евреев; своим появлением последние обязаны преимущественно прозетилизму, бывшему широко распространенным в первые периоды христианства. Но и допуская наличность ограниченного числа еврейских семейств, которые по торговым или иным интересам переселились из древней Иудеи в разные места Европы и других частей света, следует всё же иметь в виду, что эта горсть представителей древних евреев никоим образом не могла иметь своим потомством всё нынешнее еврейское население Европы. Надо помнить, что все эти выходцы проживали исключительно в городах, что они подвергались всяким экономическим и политическим ограничениям, а часто и преследованиям, а при таких условиях живучесть их поколений не могла быть долговечной. И для доказательства Гольдштейн ссылается на результаты статистического обследования дворянских родов Швеции В этой стране с 1626 г. по 1890 г. было возведено в дворянство 2890 родов; из этого числа к январю 1896 г., по официальным данным, существовало только 802 рода, т. е. целых 2088 или 72 % вымерло, причем более пострадало городское дворянство сравнительно с земельным. Статистика дворянских фамилий в некоторых немецких и других городах также свидетельствует об относительно скором их вымирании именно в городах. Так, в Аугсбурге в 1368 г. была 51 дворянская фамилия, в 1468 г. — 13, а в 1538 г. из них осталось всего 8; в этом году, вследствие недостатка дворян для выборов в местный совет, были возведены в дворянство 42 новых лица, но тем не менее уже в 1649 г. число всех дворян в том же Аугсбурге понизилось до 28, из которых немногие сохранились до настоящего времени, благодаря только тому, что перешли в ряды земельного дворянства. В Нюрнберге в 1490 г. насчитывалось 112 дворянских фамилий, из которых только 49 могли похвалиться столетним существованием. В Любеке некогда многочисленные и влиятельные патрицианские роды все вымерли: их последний представитель сошел в могилу в 1848 г. В Мюльгаузене в 1552 г. было всего 629 дворянских фамилий, из которых к настоящему времени сохранились только 152 или едва 25 %; из этих последних лишь 46 ведут свое происхождение с того же 1552 г., между тем как 18 вступили в это сословие в XVI столетии, 82 — в XVII и 6 — в XVIII. Опираясь на подобные данные, Гольдштейн и утверждает, что учение, будто миллионы современных евреев произошли от немногочисленных рассеявшихся из древней Иудеи еврейских родов, является сплошным заблуждением. Откуда же шла еврейская колонизация в Европу? Другими словами, где же собственно родина современных евреев? Этот вопрос автор цитируемой статьи считает равносильным вопросу о том, откуда появились и сами христиане; и как разнообразен антропологический тип последних, так же далеки, по его мнению, от соматического единства и евреи.
Таково, по Гольдштейну, решение задачи, формулированной им в заголовке к своей статье. Нельзя не видеть всей необоснованности этого решения. Давно никто не отрицает, что прозетилизм составлял довольно частое явление среди евреев первых веков христианства. Но это имело место в течении сравнительно ограниченного периода времени, и с конца древних веков, на протяжении всего Средневековья и новой истории, уже не может быть речи о сколько-нибудь заметном прозетилизме среди евреев; поэтому, стоя на точке зрения самого же Гольдштейна, трудно приписывать влиянию двух-трехвекового прозетилизма происхождение всего современного миллионного еврейства. Далее, эмиграция евреев из Палестины далеко не составляла спорадического явления, как думает автор. Напротив, не раз была она вынужденной и отличалась массовым характером и без сомнения дала Европе немало представителей древнего еврейства. Статистических данных о состоянии еврейского населения в минувшие эпохи не существует, имеются лишь одни догадки. Бесспорным является факт их преимущественного проживания в городах, но одного этого обстоятельства еще недостаточно, чтобы перенести судьбы немецкого городского дворянства и на евреев; за этим территориальным сходством лежит глубокая разница в политическом, социальном, экономическом, религиозном и других отношениях, — разница, которая могла видоизменить в совершенно иную сторону эффекты рождаемости и смертности. Наконец, отрицая антропологическое единство современных евреев, особенно европейских, Гольдштейн обнаруживает полное незнакомство с результатами всего антропологического изучения евреев. Вообще приходится отметить, что его статья может служить примером и, к сожалению, не единичным слишком поверхностного и одностороннего отношения к столь запутанному и сложному вопросу, каким является вопрос о происхождении современных евреев.
Подобно Гольдштейну, и Штрац в своей попытке выяснить, что представляют собой евреи, уделяет мало внимания накопившимся данным антропологического исследования последних. Благодаря этому, у него происходит смешение и недостаточное разграничение понятий еврейского типа и еврейской физиономии, и, говоря о первом, он большей частью имеет в виду особенности последней. Так, опираясь на сведения, сообщаемые некоторыми путешественниками и исследователями о том, что еврейские черты встречаются нередко у самых отдаленных друг от друга народов земного шара, Штрац высказывается, что общепризнанный в Европе еврейский тип далеко не является свойственным одним только евреям. Характерные признаки еврейской физиономии упомянутые свидетели находили среди японцев, тодасов, бакаири (племени центральной Бразилии), кафров, яванцев и многих других. Такое явление Штрац объясняет, согласно Леману-Нитше, изоморфией, состоящей в том, что некоторые физические особенности, встречающиеся повсюду, не имеют расового значения, но представляют образования, как, напр., рыжие волосы, свойственные всем расам. Большую же распространенность этих черт среди евреев автор объясняет чрезвычайно развитым среди них в течение многих столетий внутриплеменным подбором (Inzucht). Но и оставаясь в рамках физиономической характеристики, Штрац, по-видимому, признает всё же, хотя и с большими ограничениями, некоторую племенную обособленность евреев. Он относит их к южной ветви белой средиземноморской расы, характерные особенности которой полнее сохранились среди малозиатских и сев. — африканских евреев; что же касается европейских, то и среди них уцелели некоторые черты того же первоначального происхождения, которыми они и отличаются от окружающего населения. Этим исчерпываются важнейшие взгляды Штраца, заключающиеся в его небольшой брошюре, посвященной антропологической характеристике евреев.
Значительно шире и всестороннее разработана та же тема Цольшаном. Не соглашаясь ни с одним из существующих толкований антропологического типа евреев, Цольшан прежде всего подвергает подробному критическому анализу ту триаду антропологических признаков — пигментацию, рост и головной указатель, которая служат отправным пунктом в этом отношении. Начав с указания, что все библейские сведения о белокурых евреях отличаются условным характером, автор присоединяется к давно высказанному Вольтманом взгляду о параллельных вариациях: на этом основании белокурый элемент среди евреев мог возникнуть в виде собственного варианта внутри самой хеттитской расы. Таким же способом, а не скрещиваниями следует объяснить и констатированное Штрацем, Гагеном, Клачем, Швейнфуртом присутствие светловолосых индивидуумов среди таких изолированных племен, как австралийцы, папуасы, племя акка в Центр. Африке. Что касается роста евреев, то Цольшан, подобно многим другим исследователям, приписывает их малорослость преимущественно влиянию неблагоприятной среды. Критике головного указателя, антропологическое значение которого не отрицается автором, последний посвящает ряд страниц, где, опираясь на работы Ранке, Nystrom.a и других, старается доказать, во-первых, что брахицефалия особенно свойственна жителям горных стран и, во-вторых, что долихоцефалия с ростом культуры превращается в брахицефалию. Касаясь евреев, он и считает их брахицефалию следствием усиленной интеллектуальной деятельности, между тем, как в брахицефалии народов, с которыми отождествлялись евреи, можно видеть влияние жизни в горах. В своих дальнейших рассуждениях Цольшан, отвергая лингвистические основы классификации человечества и руководствуясь данными физической антропологии, принимает классификацию Гексли и делит индогерманскую семью народов на две неравные группы: северную, ксантохройную, т. е. со светлой окраской, обнимающую кельтов, германцев и славян, и южную, меланохройную, т. е. с темной окраской, обнимающую народы греко-романские, передне-азиатские и сев. — африканские. Из этой последней, меланохройной, которая в свою очередь распадается на три подгруппы: цепь народов Сев. Африки и Аравии, зап. — и южно-азиатские народы и южные европейцы, и дифференцировались евреи, явившись результатом скрещения первой и второй названных подгрупп. Прародителями же евреев следует, по мнению Цольшана, признать древних египтян, как представителей африканской ветви, и древних поселенцев Месопотамии, как представителей передне-азиатской ветви. Резюмируя свой анализ, автор полагает, что еврейское племя образует собой однородный расовый организм («einheitlicher Rassenkorper»), сохраняющийся в чистоте в течение уже, по крайней мере, двух с половиной тысячелетий и представляющий поэтому в генеалогическом отношении гомогенную единицу.