Всякий, мало имеющий дело с черепами, видит в каждом черепе нечто особенно и нечто достаточное для полного решение вопроса о расе, и археологи, сплошь и рядом, присылая один или два черепа, полагают, что всегда возможен положительный ответ о расе. Люди, видевшие значительное число черепов из различных местностей смешанного народонаселения и знакомые с индивидуальными, болезненными и искусственными изменениями черепов, переходят в другую крайность, пока они имеют дело с решением частностей: они начинают сомневаться в какой-либо правильности, в каком-либо законе формы черепа, вытекающем из племенных свойств. Палеонтологи уже перешли этот период сомнения в науке, и благодаря их исследованиям не только установлены доисторические расы домашних животных, но и общепризнан метод определения расы по черепу и костяку. Они знают, что не всегда всякий череп домашнего животного может служить для определения племени или расы, и что скрещивание и индивидуальная изменчивость сглаживают отличительные признаки; но это они признают только за факт, который нужно иметь в виду при исследовании и выводе, а не за обстоятельство, прямо отвергающее возможность каких-либо выводов на основании черепа потому только, что он меняется в своих признаках от многих причин. Антропология еще переживает свое детство, особенно по отношению краниологической классификации, и в ней изменяемость черепа еще часто утрируется с одной стороны от отрицания краниологических племенных признаков вообще и до возведения почти каждого различия в 1 % в среднем числе до значения племенного признака. Эти крайности с каждым днем всё более и более сглаживаются, и изучение размещения краниологических типов в России и ее областях может убедить и не верующего в существование определенного закона в распределении типов черепов, несмотря на все обстоятельства, исторические и бытовые, которые содействовали смешению и сглаживанию этих типов.
Весьма серьезные люди высказывают, как нечто серьезное и нечто научное, требование теперь же определить по черепу его племенное происхождение без указания местности и условий нахождения, эпохи его происхождения. При этом забывается только то, что признаки краниологические суть не видовые в естественно-историческом смысле, а расовые или племенные, часто доходящие до значения разновидностей, связывающихся со многими переходными формами. Чтобы убедиться в том, что череп представляет однако же, даже в своих племенных признаках, нечто постоянное, стоит только просмотреть географическое распространение типов черепов в России, распределяющихся в общем с замечательной правильностью, особенно, если принять на вид, как еще мало исследованы краниологически древние, первобытные, доисторические племена. Всякий, кто имел под рукой значительное число черепов из Туркестана, не мог не поразиться той общей короткоголовостью, которая господствует там. В коллекции Общества Любителей Естествознания находятся серии черепов, собранные различными лицами: А. П. Федченко, доктором Моровицким, А. И. Вилькинсом и другими, и все они несут на себе явственные признаки брахицефалии. Раскапывая курганы средней России, мы встречаем в громадном преобладании долихоцефалов, к которым в более новых могилах примешивается всё большее и большее число короткоголовых. Все исследователи великорусских черепов находили их гораздо длиннее других славянских черепов по среднему, и встречали значительный процент между ними длинноголовых вообще. Если сравнить этот результат с тем, что в средней России первобытное население было длинноголовое, с тем, что впоследствии оно подвергалось смешению с короткоголовыми финскими племенами, например мордвою, и нападению и порабощению короткоголовых азиатцев, так называемых татарских племен, то уменьшение длинноголовости в великоруссах в историческое время получит естественно-историческое кровное основание, равно как и большая длинноголовость великорусского черепа сравнительно с западно-славянским. От Москвы к северо-востоку и юго-востоку идет преобладание короткоголового типа, а к западу — длинноголового.
Это антропологическое указание на длинноголовый тип как на коренной или первобытный, из коего произошло великорусское население, имеет еще особый интерес, если мы сравним средне-русские курганные черепа с скифскими и примем в соображение исторические факты и предположения. Первыми жителями, о которых только повествует нам история, в юго-восточной России были скифы, а они, сколько можно судить по имеющимся изображениям, были по чертам лица не монголы, а по черепу долихоцефалы, как это можно видеть из описанного мной собрания скифских черепов, добытых раскопками В. Б. Антоновича, Д. Я. Самоквасова и Т. Б. Кибальчича. Монголы были у скифского народонаселение только как примесь. Этот скифский длинноголовый череп очень сходен с тем длинноголовым черепом из Гамарни, который нашел Д. Я. Самоквасов в могиле с каменными орудиями Киевской губернии. На место скифов по истории являются славяне, но славяне — арийцы, а следовательно, по убеждению многих антропологов — длинноголовые. Здесь краниология приводит к тому же предположению, к какому не раз приходили и историки, что славянские племена искони жили, с каменного века в России, но что они известны были в истории под другими именами и в особенности скифов. Если принять, что название славян придано было впоследствии тем же скифам, то мы выясняем себе вполне краниологию Киевского округа. И здесь первоначальную основу составляло туземное длинноголовое племя, жившее с каменного века в степях южной России и еще в доисторическое время подвергавшееся влиянию короткоголовых кочевников в юго-восточной России и колонизации короткоголовых племен с запада. Как показывают киевские кладбища, эта колонизация всё более и более увеличивается в последующие исторические времена, и вместе с тем появляется и большее смешение краниологических типов.
Но славяне были и в Новгороде, и новгородские славяне влияли на Киев; каков же был их краниологический тип? На это у нас также уже существуют некоторые фактические ответы. К сожалению, по отношению Новгорода мы не имеем таких резко-определенных хронологических серий, какие были даны для Киевской губернии раскопками археологов, но сравнивая курганные черепа вообще из Новгородской губернии с черепами из жальников, описанными покойным Волкенштейном, и черепами из более общих могил кладбищенских близ самого Новгорода, мы видим: 1) курганные являются в значительной степени длинноголовыми, особенно мужчины; 2) что могилы в жальниках и в самом Новгороде, принадлежащие более новому времени, характеризуются преобладанием короткоголовых, так что и здесь является также хронологическая последовательность типов черепа, как и в Киевских и Московских населениях; 3) что короткоголовостью, почти вдвое большей в процентном отношении, отличаются женские и женоподобные черепа, как будто новгородцы себе приобретали жен из другого, отличного от них, племени; 4) короткоголовый тип как будто сосредоточивается по преимуществу в кладбищах около Новгорода, в жальниках Валдая и курганах Старой Руссы; в других же местностях, как в Лужском уезде, и других, больше длинноголовых. Наконец, что всего интересней, самые древние черепа Новгородской области, как видно из коллекции А. А. Иностранцева, длинноголовые, и притом не субдолихоцефалические, а чисто долихоцефалические.
Трудно на основании имевшихся у меня материалов утверждать с несомненной уверенностью о первоначальном славянском длинноголовом типе в Новгороде, но ничто его пока не опровергает и, если возможна при таких фактах уверенность, то я убежден даже, что последующие раскопки несомненно древнейших могил Новгородцев дадут длинноголовый тип в значительно большем числе, хотя может быть и не в таком преобладании, как в южной и средней России, и именно по следующим причинам. Заселение севера славянами происходило позднее, чем на юге, как это можно предположить, основываясь на данных по распределению финских рас, по-видимому происшедших от смешения арийцев с алтайскими племенами, вышедшими от Урала и заселившими север России прежде других племен. Эти племена поселились, естественно, в наиболее удобных местностях для звероловства и охоты, и их уже нашли явившиеся с юга славяне и должны были подчинить их себе и оставить их следы рядом со своими в древних могилах. Словом, Новгородская губерния было пограничною, где славяне необходимо должны были столкнуться с другими племенами, и потому не могли так долго остаться в значительной чистоте своего длинноголового типа, как в губерниях Полтавской, Черниговской и иных средней России. Это смешение началось давно, и как кажется, в ту эпоху, к какой принадлежат черепа г. Иностранцева, несущие на себе гораздо меньшую чистоту племени и представляющие гораздо большую изменчивость, чем курганные черепа средней России и скифские вообще. С нахождением населения длинноголового в эпоху каменного века в значительной численности в известных местностях Новгородской земли является параллель с Киевской областью, где тоже пока следы каменного века представлены только длинноголовым черепом. Если признать между Новгородскими черепами длинноголовые за славянские, то тогда сказание летописей, что и Киев, и Новгород — земли славянские, получает и естественно-историческое объяснение, а вместе с тем это становится и в соответствие с тем предположением, что славяне, как и арийцы, длинноголовые, и что они в сравнении с другими Индоевропейскими племенами всего юнее даже в естественно-историческом смысле, всего менее отдалились от своего корня, что подтверждается лингвистическими изысканиями, насколько мне это только известно.