«Рано, по крайней мере, задолго до 1812 года, — говорит г. Руднев, — появляются в приходе Св. Великомученика Георгия, что в Грузинах, равно как и в приходах Василе Кесарийском, Ермолаевском и частью Спиридоновском, новые прихожане — цыгане, народ, вероятно, прежде кочевавший, неутративший и теперь своего характера, своего языка, своих привычек. Цыганам даны были некоторые привилегии, с бурмистрами во главе, производившими между ними суд и расправу, которых они сами выбирали из среды своей. Теперь они совершенно уравнены с русскими. Цыгане находятся еще около Калужских и Серпуховских ворот, поблизости этого места к поприщу их деятельности — конной площади, но здесь их много меньше.
Собственных домов у них мало, каких-нибудь 5–6, и теми завелись они в последнее время. Все они исповедания православного и исполняют постановления церкви не хуже русских. Пьяных между ними сравнительно меньше, чем между русскими, может быть потому, что между ними нет мастеровых и фабричных, особенно преданных пьянству; о ворах также почти не слышно. Народ крикливый, но трусливый. Людей грамотных между ними очень мало; детей своих ни дома не учат, ни в школы не отдают. Лет 27 тому назад, когда открыт был Пресненский детский приют, попечительница оного А. И. Васильева просила меня привлечь туда для обучения грамоте, закону Божию и рукоделию детей цыганских. Как ни старался я, но только одна вдова цыганка согласилась отдать в приют дочь свою, но и той впрок не пошло. Прочие упорно отказывались, несмотря на обещания пособия бедным из них. Интересы умственные и служебные совершенно чужды цыганам, и потому в умственном отношении они тупы. Нет между ними ремесленников, все мелкие купцы и мещане. Главное занятие их — лошадиная торговля, пришедшая теперь в упадок, может быть от уменьшения конных заводов; потому большая часть из них не столько торговцы солидные, сколько мелкие комиссионеры или факторы по части лошадиной торговли; доверяться им в этом деле опасно; обмануть лошадью они и грехом не считают, хотя бы пришлось бедного мужика по миру пустить. Один мой прихожанин в великий четверг купил лошадь у цыгана, который уверял покупателя в доброте лошади тем, что он в этот день причащался: «спросите хоть батюшку», говорил он, и в следующую ночь лошадь оказалась с сильным пороком. Цыган взял ее обратно, но с уступкой в цене. Это у них дело обыкновенное.
Несмотря, однакоже, на всю невыгоду их ремесла, цыгане вследствие умственной неразвитости, никак не хотят пролагать себе другого какого-нибудь пути. В неторговые дни они большей частью толкутся около своих домов, около трактиров, сидят на ступеньках и тумбах, иногда дрессируют лошадей или ищут покупателей. Вечером некоторые из них поют песни и пляшут в рощах, в ресторанах и в домах, опоражнивая карманы молодых, а нередко и пожилых, по-видимому, почтенных, купцов и дворян. Для этого у них есть певческие своеобразные хоры, в которые входят и мужчины, и женщины с девицами, умеющие и неумеющие петь, ради умения плясать и ловко вести дело. Впрочем, это не обогащает их: что получают, то и проживают, не заботясь о будущем. Пьют и едят лучше русских из простого народа. Потому зажиточных между ними очень мало, а богатых и вовсе нет. Бедным своим помогают; женщины их почти не занимаются рукоделием, разве только тем, без чего никак обойтись нельзя; часто ходят в трактир чай пить, хотя и дома имеют чай. Молодые женщины и девицы поют, пляшут, увлекают молодых и немолодых богатых людей, получая (некоторые) от них содержание, а иногда делаясь их женами. Приходя в старость, иные пускаются в ворожбу, но это ремесло почти исчезает; одни полевые цыганки занимаются им. Женщина у них пользуется большой свободой, и семейная жизнь, хотя и неопрятная, едва ли не лучше, чем у русских из подобного им звания. Браки у них бывают в собственном их кругу; исключения редки. Жених за невестой ничего не берет. Это немало содействует их устойчивости в своей национальности. Впрочем, по словам цыган, их теперь меньше, чем прежде было».
В Библиотеке для чтения 1837 г. т. XX под заглавием «Цыгане в России», помещено письмо одного миссионера Общества для распространения христианской веры, который путешествовал по Европе с целью обращения цыган. Вот что пишет он из Москвы от Сентября 23, 1835. «Одной из главных причин моей поездки в Москву было желание узнать ближе часть ее населения, особенно для меня занимательную. Собранные о тамошних цыганах известия возбудили во мне сильное любопытство, и скоро после моего приезда я стал искать случая удовлетворить его. Цыгане, или как они сами себя называют Романы, живут в Москве до нескольких тысяч, пропитываясь разными родами обмана. Люди привыкшие почитать это племя за кочевых варваров, неспособных принять никакого образования или понять удобства спокойной оседлой жизни, удивятся, когда узнают, что многие из этого дикого племени живут в Москве в пышных и больших хоромах, выезжают в прекрасных экипажах и не уступают русским ни в телесной красоте, ни в умственных способностях. Главной причиной этого странного феномена в Москве суть цыганки. Они с незапамятных времен отличались музыкальной способностью и, наконец, так усовершенствовали искусством свои природные дарования, что даже в стране, где вообще искусство пения стоит на высшей степени, нежели в других странах Европы и Азии, цыганский хор признается за лучший в своем роде. В России всем известно, что знаменитая Каталани была так удивлена, услышавши голос одной цыганской певицы (Танюши), что сняла со своих плеч драгоценную шаль, которую подарил ей папа, обняла цыганку и убедила ее принять этот знак своего восхищения. Каталани сказала, что эту шаль сама получила в качестве первой певицы, но что теперь нашла ту, которой по праву принадлежит подарок его святейшества. Цыганки получают очень высокую плату за свое пение, и потому могут жить роскошно и мужей своих содержать в роскоши. Многие из них замужем за весьма порядочными людьми и составляют украшение своего пола и общества, в которое они вступили. Однако не должно думать, что все московские цыганки принадлежат к почтенному разряду даровитых женщин; напротив того, между ними есть много низких и развратных; такие поют в питейных домах и на публичных гульбищах, а мужья их промышляют барышничеством и тому подобными средствами. Главное их местопребывание — Марьина роща, лежащая в двух верстах от Москвы. Туда я поехал в сопровождении наемного лакея. Лишь только я появился, цыгане высыпали из своих палаток, из харчевни и обступили меня. Я приветствовал их на языке английских цыган, стоя в коляске. Вдруг раздался крик удивления и радости; со всех сторон посыпались приветствия на музыкальном размере Романского языка. С первого раза они приняли меня за одного из своих собратий, кои, говорили они, блуждают по Турции, Китаю и другим странам, и думали, что я приехал к ним через большую «пауни» воду, чтобы с ними повидаться. Видом они совершенно сходны со своими соплеменниками в Англии. Они смуглы, большей частью красивы, имеют блестящие глаза, исполненные дикой понятливости; волосы их черны, как смоль и несколько жестки. Я делал им много вопросов, особенно касательно их веры и земли, из коей они происходят. Они сказали мне, что Божество у них называется Девель, и что они страшатся черного духа, которого зовут Бенгель, что предки их вышли из романской земли, но что они не знают, где эта земля находится. Они спели мне много песен, русских и романских. Русские песни были по большей части новые театральные арии, а их национальные песни носили явные признаки высокой древности и не походили на русские ни стихосложением, ни общим характером; они казались не принадлежащими ни Европе, ни новейшим временам. Я часто посещал Марьину рощу и говорил с цыганами об их порочной жизни, о пришествии и страдании Иисуса Христа. Прощаясь с ними, я сказал, что они могут надеяться в скором времени получить слово спасения, переведенное на их собственный язык; это приняли они не без явной радости. Они слушали меня с большим вниманием и во все время моего пребывания с ними не обнаружили в поведении и разговорах своих ничего предосудительного для благопристойности».
По отношению цыган особенно интересна Бессарабская область. К сожалению, любопытные статьи о цыганах этой области помещены в местных изданиях, недоступных мне, и потому я должен буду ограничиться здесь только указанием тех фактов, кои приведены капитаном Защуком в его «Бессарабской области», помещенной в «Материалах для географии и статистики России», 1862.
По данным Кеппена (1852) в Бессарабской области показано 18 738 человек обоего пола цыган. В 1858 году было одних крепостных 11 491 человек, из коих 5615 поселенных и 5876 дворовых. В войсковом сословии новороссийских казаков цыгане поселены в хуторах Каире (506 мужчин и 488 женщин) и Фараоновке (729 мужчин и 583 женщин). Молодые цыгане очень способны к казачьей службе, но возвращаясь домой на льготу, превращаются в ленивых и беспечных цыган. Большинство бессарабских цыган, показываемых в отчетах под названием поселенных, кочуют и стоят на самой низкой степени развития, ничем не отличаясь от диких народов. От земледелия они убегают с боязливым отвращением; скитальчество под окнами оседлых домохозяев, воровство и мелочный обман — единственные средства их существования. Только небольшая часть из них занимается кое-какими ремеслами и, за исключением проживающих в г. Кишеневе, у остальных цыган всякая добытая копейка расходуется преимущественно на пьянство. Цыгане в Бесарабии православного исповедания. В отношении образа жизни разделяются на три класса: первый, так называемый Ватрас от слова Ватра — очаг), живет в услужении или промышляет музыкой, к которой цыгане очень способны. Второй — Лингуры (от молдавского слова Лингур — ложка) живет частью оседло в землянках, а больше перекочевывает по лесным местам, где занимаются выделкой деревянной посуды. Третий — Урсары (от урса — медведь) кочуют в своих кибитках, переходя из деревни в деревню, занимаются кузнечным ремеслом или коноводством, а иногда промышляют обманом и воровством. Цыган в Бессарабии называют Лаеши, что значит злой, ленивый и бесчестный. Одежда у цыган не есть предмет необходимости: все взрослые мужчины и женщины ходят обыкновенно в лохмотьях, а мальчики и девочки лет до 14, особенно в летнее время, совершенно нагими. В Кишеневском, Оргеевском и Ясском уездах есть несколько деревень, в которых живут оседло вольные цыгане. Эти цыгане находились прежде в ведомстве особого управления, существовавшего под именем конторы казенных цыган. Потом предположено было причислить их к Дунайскому казачьему войску, но как они еще до этого распоряжения обзавелись хозяйством на местах нынешнего своего жительства, то велено оставить их там, с зачислением в общую массу бессарабских цыган. Они живут отдельно от прочих поселенцев Бесарабии, резко отличаются от них образом жизни и представляют собой редкий пример прочной оседлости этого бродячего в России племени.