Главные предметы изучения антропологии составляют, однако, нормальные, племенные разновидности человеческого рода, его породы или расы, точно также и главным объектом этнологии или этнографии служат различные племена и народы. В последнее время изучение рас и племен, их типа, быта, языков, социального строя, подвигается вперед с усиленной энергией. Составляются целые экспедиции в отдаленные страны; отправляются отдельные путешественники, подготовленные к антропологическим и этнографическим наблюдениям; собираются слепки с голов, портреты, костяки, различные предметы быта и обстановки, произведения искусства и древности. Изучение идет двояким путем: с одной стороны, на месте, путем собирания данных в среде самих изучаемых племен, с другой — путем сравнительного изучения в европейских музеях и лабораториях тех материалов, которые доставляются туда экспедициями и отдельными путешественниками. Это собирание материала теперь как нельзя более кстати, так как с распространением европейских колонистов и европейской культуры тип и быт многих племен подвергается быстрым изменениям и утрачивает свои характеристичные особенности. Не мало было племен, например, в Полинезии, Америке, Сибири, которые уже исчезли, которые вымерли сравнительно в недавнее время, на глазах, так сказать, европейцев и, большей частью, вследствие их преследований или внесенных ими болезней, разврата, рабства и других неблагоприятных условий. Многие дикари уже помешались с европейскими колонистами, почти все вступили с ними в прямые или посредственные сношения и с каждым годом теряют чистоту своего типа, забывают многие из своих искусств или отраслей промышленности, усваивают себе европейские изделия, костюмы, нравы, религию, пороки. Чтобы встретить более чистые, девственные племена, приходится забираться всё далее и далее, в глубь материков, в горы, леса и пустыни, на отдаленные острова, да и то нужно торопиться, покуда еще не проникло туда достаточно европейское влияние, покуда племенные особенности не погибли еще под европейской нивелировкой. Пройдет еще несколько десятков, сотен лет, и дикарей уже не будет, драгоценные материалы для истории человеческого типа и культуры исчезнут, и всюду проникнут внешние формы европеизма, которые поглотят и задавят массу оригинальных особенностей.
Ученые Европы это сознают, а потому и употребляют все усилия, чтобы собрать драгоценные материалы, покуда еще возможно. Важность антропологических и этнографических музеев доказывалась некоторыми лицами уже давно, как о том свидетельствуют, например, старания собирать антропологические коллекции — Блуменбаха (в конце прошлого века) и усилия по созданию этнографического музея в Париже — Жомара и в Лейпциге — Клемма (в сороковых годах нынешнего столетия). Полное осуществление получили эти попытки, однако, лишь в новейшее время, благодаря возрастанию числа деятелей и сочувствию к их стремлениям со стороны правительств и общества. Ученые миссии, посылаемые французским правительством, собирание коллекций английскими и немецкими музеями, умножение путешественников в отдаленные страны, наконец, основание местных центров для этнографических исследований в Соединенных Штатах, Индии, Японии, на Малайском Архипелаге, в Австралии и т. д., — всё это дало возможность собрать такие материалы, в таком количестве и полноте, какие были немыслимы в прежние времена, при скудости тогдашних сил и средств, и при отсутствии в то время надлежащей поддержки и сочувствия. Новейшие антропологические и этнографические музеи в Лондоне, Берлине, Париже, Копенгагене, Вене, Флоренции, Вашингтоне, Гамбурге заключают в себе массу материалов для изучения племен, вполне соответствующую той богатой литературе по этнографии, которая накопилась за последние 10–15 лет.
Особенную важность представляют данные, собираемые местными институтами, обществами и исследователями, имеющими возможность ознакомится подробнее и обстоятельнее со всеми особенностями изучаемых племен. Так, например, наблюдения, собранные австрийскими «попечителями о туземцах», новозеландским ученым институтом, полинезийскими миссионерами и агентами немецкой фирмы Годефруа, ведущей торговые сношения с островами Меланезии и Микронезии, значительно обогатили и увеличили те сведения, которые имелись о племенах австралийских и полинезийских. Так, различные отделения «азиатского общества», имеющего главную резиденцию в Калькутте, обогатили науку многими данными об Индии, Сингапуре, Китае; батавское ученое общество собрало много материалов для изучения племен Малайского Архипелага; немецкое общество для исследования восточной Азии в Иеддо (Эдо) — для изучения Японии; этнологическое бюро в Вашингтоне — для изучения американских индейцев. Весьма ценные материалы собираются, впрочем, и учеными экспедициями, посылаемыми из Европы, как, например, немецкой экспедицией в Лоанго, французскими миссиями Пинара, Винера, де-Цессака и др. в Америку, немецкими миссиями Финша — в Меланезию, Бастиана — в Перу, новейшей Якобсена — в бывшую русскую Америку и др. Упомянем и о русских путешественниках в Азию: Пржевальском, Потанине, Полякове и других, проникающих в этот материк с севера, навстречу англичанам и немцам, исследующим его с юга.
Из всех частей света Австралия и соседние с ней Новая Гвинея и острова Меланезии сохранили в наибольшей чистоте тип и быт первобытных их обитателей. Новая Гвинея, как известно, только в самое последнее время стала привлекать к себе европейских миссионеров и поселенцев (из Австралии), которые, впрочем, основались покуда только на некоторой части южного и восточного берега и имеют лишь весьма скудные сведения о внутренних частях острова. Между тем, Новая Гвинея по величине равняется Франции, и обстоятельное исследование ее потребует, несомненно, многих лет. В Австралии европейцы уже утвердились давно, а потому и материк этот сравнительно более изучен, хотя внутри его есть также области, в которых еще не была нога европейца. Первобытные жители Австралии, однако, никогда не были, по-видимому, многочисленны, а в настоящее время при раздробленности и разобщении племен, из коих многие не превышают по численности нескольких сот душ, их ждет, по всей вероятности, скорое вымирание. Между тем, тип, особенности, культура этой расы настолько примитивны и характеристичны, что изучение ее представляет весьма значительный интерес для антропологии и этнографии. Поэтому нельзя не отнестись с благодарностью к новейшим трудам по собиранию и обработке данных, касающихся различных групп австралийских племен. В ряду таких трудов особенно выдаются: Смита о туземцах штата Виктории (2 больших тома, изданных на правительственные средства); Таплина о быте, литературе и языке туземцев южной Австралии; Палмера о языках, социальном строе и обычаях некоторых австралийских племен (в Journal of the Anthropological Institute of Great Britain, 1884) и др. Для различных групп островов Меланезии и Микронезии наиболее богатые материалы были собраны за последнее время по инициативе гамбургского торгового дома Годефруа (Godeffroy) и обработаны в различных изданиях музея той же фирмы, существующего в Гамбурге. Целый ряд монографий об отдельных островах и группах островов, в том числе и о жителях их, появился в Jornal des Museum Godeffroy; затем тот же музей издал подробный каталог своих коллекций со множеством рисунков, картой, описанием черепов, предметов быта и т. д., и альбом фотографических портретов туземцев. Что касается Меланезии, то на многих островах ее, как, например, Новой Британии, еще процветает каннибализм, как то видно из новейших наблюдений Пауля (Powelclass="underline" Unter den Kannibalen von Neu-Britannien, deutsch v. Schruter, 1884). Впрочем, каннибализм встречается также, хотя и редко, у туземцев Австралии, а равно распространен и у некоторых первобытных племен Малайского Архипелага, особенно даяков Борнео (C. Bock: Unter den Kannibalen auf Borneo, 1882). Любопытно, что в то время как во многих островах Полинезии (и в Австралии) туземцы, видимо, вымирают при столкновении с европейцами, в Меланезии они являются более устойчивыми. Впрочем, большинство меланезийцев еще не испытало покуда европейского владычества; эта черная, курчавоволосая раса вообще успела остаться более изолированной. Только на островах Новой Каледонии и Фиджи она подпала под влияние европейцев, в первом случае — под владычество Франции, во втором — Англии, но и там условия ее существования довольно благоприятны. Особенно фиджийцы теперь почти все христиане и почти в каждой деревне имеется школа. Они усердно занимаются земледелием, владея землей (и стадами) сообща, и благосостояние их под английским владычеством за последнее время заметно повышается. Объясняется это, впрочем, исключительными условиями, именно тем обстоятельством, что островам Фиджи удалось получить образцового губернатора в лице сэра Артура Гордона, весьма известного в Англии деятеля, бывшего члена палаты общин. Сэр Гордон начал с того, что ознакомился обстоятельно с местными условиями, общинным хозяйством, нравами жителей и затем произвел коренную реформу системы налогов. Он ввел поземельный налог, распределяемый не по индивидам, а по общинам, и, притом, в форме натурального сбора продуктами, а не деньгами. Ежегодный размер налога определяется в фунтах стерлингов по соглашению высшего «законодательного совета» с губернатором, а затем разносится по двенадцати провинциям, составляющим колонию, причем расценка оклада производится относительно каждой провинции на основании соображений о размере обрабатываемой земли, ее плодородию и свойств продуктов, численности населения и степени его цивилизации. В то же время, законодательным советом составляется также и такса или расценки продуктов, в которых налог может уплачиваться, как-то: кокосов, хлопка, табаку, маиса, кофе и т. д. Следующая инстанция — «провинциальный совет» — разносит денежную сумму налога, приходящуюся на провинцию, уже по отдельным округам и, притом, переводя ее согласно таксе на продукты известного рода. Окружной совет, в свою очередь, разносит причитающуюся на его долю сумму продуктов отдельным общинам, а те — между отдельными членами последних. Собранные продукты продаются колониальным правительством европейским торговцам с аукциона, причем, если цена продукта случайно повышается, то излишек цены возвращается общинам. Кроме того, так как правительство является заинтересованным в качестве и хорошей доставке продуктов, то колониальное управление раздает общинам лучшие сорта семян, усовершенствованные орудия, мешки, сопровождая всё это практическими указаниями относительно улучшения земледельческой культуры. Результаты такого образа действий оказались весьма удовлетворительными. Налоги стали поступать в большем числе, без отягощения туземцев, которые избавились этим путем от наглой эксплуатации их европейскими плантаторами и торговцами, сделались более зажиточными и более преданными английскому правительству. Факт этот вполне доказывает возможность выполнения европейцами их цивилизаторской миссии без сопровождающей ее обыкновенно зловредной ломки всего быта туземцев. «Очевидно, — замечает профессор Янжул (в своем реферате, прочитанном 15 октября 1884 г. в годичном заседании общества любителей естествознания, этнографии и антропологии и помещенном в вышедшем недавно Сборнике общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым под заглавием Влияние финансовых учреждений на экономическое положение первобытных народов), — очевидно, что для достижения таких результатов необходимо считаться с обычаями, нравами, привычками и иными условиями жизни низшей расы, перерабатывая европейские формы согласно этим последним, и что, наконец, для европейца необходимо отрешиться от многих вековых предрассудков в отношении к другим расам и постараться в человеке видеть, прежде всего, лишь человека, к какой бы он расе не принадлежал».