в монастырях редко соблюдалось общинное житие; издревле оно существовало только в некоторых. Так под 1169 г. упоминается в летописи, что архиепископ Иоанн построил Бело-Николаевский монастырь, и устроил в нем общину. Как образчик общинного устройства, может служить монастырь Снетогорский, близ Пскова, о котором сохранились довольно подробные известия начала XV-ro века. Братия вносили вклады и делались членами общины. Раз внесенное уже никогда не возвращалось. В случае смерти чернеца, наследники не имели права на получение внесенного. Равным образом, если бы чернец вышел из послушания игумену и соборным старцам, и был за это изгнан— вклад его не возвращался. Одним словом, род и племя теряли всякое право на это достояние. Наказание изгнанием употреблялось только в крайнем случае; обычное наказание было — заключение в темницу. В некоторых монастырях и теперь остались в церквах чуланы, иногда совсем темные, иногда с маленьким окошечком: туда сажали провинившихся. Без разрешения игумена монахи не могли выходить из своего монастыря. Никто не мог иметь своей пищи: всем заведовали ключник и келарь; а если бы кому-нибудь понадобилось съестное или питное, келарь должен был доложить об этом игумену. Никто не должен иметь на собственный счет приобретенной одежды, а получал ее из монастырского запаса. В уставной грамоте Снетогорскому монастырю, между прочим, находится предостережение — не покупать одежд немецкого покроя. Никто не мог сказать в общинном монастыре: "это мое, а это твое". Житие в монастырской общине должно быть подобием первых христианских общин, какие существовали во времена апостольские, когда у многочисленного общества последователей Распятого Иисуса была душа едина. Игумен имел право отнять стяжание, которое монах приобрел себе, и обратить его в собственность монастыря, куда этот монах вступил. Неизвестно, в каких именно монастырях в Новгороде было общинное устройство. Быть может, оно возникало и исчезало в одних и тех же. В XVI веке при Макарий, когда в 1528 г. этот владыка убедил новгородские монастыри принять общинное устройство, оказалось, что до того времени только в некоторых монастырях была община, и именно в великих; но какие то были великие — не говорится. Между тем, в Антониевском, очень важном монастыре, который по всему должен был бы включаться в число великих, не было общины. Тогда в новгородских монастырях вообще монахов было мало: в некоторых человека по два или по три; а где семь или восемь человек, тот монастырь считался уже большим. Некоторые мужские и женские монастыри помещались в одной ограде. Однако по этим известиям XVI века нельзя вполне заключить о состоянии монастырей во времена независимости Великаго Новгорода, потому что со времени переселения должно было измениться и устройство монастырской жизни. Вообще, как кажется, новгородские монастыри не были чужды духа свободы, господствовавшего в новгородском мире. Новгородец, переходя из своего буйного города в стены обители, приносил с собою прежний нрав. Монахи часто тяготились духовным деспотизмом своих начальников и искали против них опоры у светских властей. Новгородские и псковские посадники вмешивались в монастырские дела, принимали под свое покровительство недовольных, часто с корыстною целью; от этого возникали споры у духовенства со светскими властями. Мы встречаем неоднократно указания на то, что, вопреки особности и неприкосновенности для мирян церковного управления, которое хотели незыблемо сохранить владыки, миряне оказывали такое вмешательство. К этому располагало то, что многие монастыри устроены были частными лицами; основатели домогались удерживать над ними право и передавать его своим потомкам. Из приведенной выше грамоты Киприана видно, что обращение недовольных своим начальством чернецов к светским властям случалось нередко в Новгороде, еще чаще во Пскове: там постоянное отсутствие святителя подавало мирянам повод вмешиваться в духовные дела, судить и казнить попов и чернецов. В грамоте архиепископа Симеона в Снетогорский монастырь (1416-1421) говорится: и тыя черньци да из вашего монастыря вышедше вон да подимают мирския люди и мирския судья на игумена и на старцев вашего монастыря, и тыя мирскые судья и миряне да судят вас мирским обычаем. В 1471 г. мы имеем пример суда Новгорода над духовным лицом. Великий Новгород осудил владычнего ключника, обвиняемого в растрате софийской казны. Это пример, показывающий, что вече считало себя в праве контролировать духовное ведомство в финансовых отношениях, В 1463 г. митрополит Феодосии говорит архиепископу Ионе: "никто же да не смеет ни един христианин ни мал ни велик в та дела вступатись аще ли который от тех игумен или поп или чернец, имет отиматися мирскими властелины от святителя, таковаго божественнаа и свя-щеннаа правила извергают и отлучают". Он предостерегал, чтоб посадники и тысяцкие и бояре Великого Новгорода не вступ»-лись в сел», земли и выходы и пошлины церковные. В XV веке, как кажется, особенно развился нелад между духовными и светскими властями, и уже в умах слагались понятия враждебные против неприкосновенности прав лиц и имуществ духовного ведомства. Так, в послании митрополита Филиппа к новгородскому архиепископу Ионе, 1467 года, говорится, что многие по грамотам завещали в монастыри свои имения, но посадские и тысячские и вообще новгородцы дозволяют себе неприязненные толкования и посягают на отданные в монастыри имения: "которые людие православнии, отходя сего света, помогали себе и своим душам, и писали свои грамати духовный, а подавали своя села и своя имения всоборну церковь дому святей Софии Божий Мудрости и по всем святым церквем и.по монастырем на очищение своим грехом, и на поминок единородных и бессмертных своих душ и всего роду своего... и некоторые посадници и тысятцкии, да и от Новгородцев мнози вставляют некая тщетная словеса, мудрствующе себе плотскаа, а не душевнаа и яко забывше Божиа страха и казни Его и непщуя ничтоже, ни поминающе скорбных и печалных, еже им бывшим во время се, мнящеся сами, яко безсмертни суще; да хотят грубость чинити св. Божией церкви и грабати святыа церкви и монастыри; им же си кто стяжанием бедную свою душю хотячи искупити, от вечнаго оного мучения, да отдал свое любострастное имение и села святым Божиим церквам и монастырем, измолениа ради от вечных мук и помяновении своеа душа и своего роду, и дети твои дей некотории Новогородци тех имения церковныя и села данаа хотят имати собе, а приказ и духовныя их граматы рудят, а церкви Божиа грабячи да сами тем хотят ся корыстовати."