— Мне хотелось бы побеседовать с князем Львовым и с Михаилом Владимировичем Родзянко.
Тяжесть свалилась с моих плеч, я сказал себе: «Если он хочет поговорить с ними, значит, уже готов отречься».
Родзянко высказал какие-то возражения, настаивая на совместном обсуждении вопроса, не видя ничего хорошего в приватных консультациях. Бросил на меня вопросительный взгляд, словно ждал разрешения. Я сказал, что мы полностью доверяем друг другу и не можем отказать великому князю в просьбе переговорить перед принятием серьезного решения с людьми, которым он особенно доверяет.
— По-моему, нам не следует отказывать великому князю, — таков был мой окончательный ответ.
Великий князь, князь Львов и Родзянко прошли в другую комнату, мы остались в гостиной. Старались уговорить Гучкова не выходить из Временного правительства даже в случае отречения Михаила Александровича хотя бы несколько дней, пока ему не найдется замена. Наконец он, подумав, вполне успокоился и, видно, пришел к заключению, что Романовы больше не имеют возможности играть какую-либо роль в истории России.
Вскоре вернулись князь Львов и Родзянко. Через некоторое время за ними последовал великий князь, объявив о решении не брать на себя бремя правления и попросив составить проект отречения.
— Ваше императорское высочество, — сказал я, — вы совершаете благородный, поистине патриотический поступок. Обязуюсь довести это до всеобщего сведения и позаботиться о вашей всемерной защите от всех и вся.
Мы обменялись рукопожатием и с того момента сохраняли добрые отношения. Виделись, правда, с тех пор только раз в ночь отправки царя в Тобольск, но слышали от помощников и адъютантов взаимные отзывы друг о друге. Я не раз имел случай оказать услугу великому князю и старался несколько облегчить ему жизнь в новых условиях.
После заявления великого князя Родзянко и большинство министров удалились, а мы с князем Львовым и Шульгиным остались составлять акт отречения. Вот что в нем говорилось:
«Принял я твердое решение в том лишь случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего по избрании всенародным голосованием Учредительного собрания, которое определит форму правления и установит основные законы нового государства Российского.
Призывая на них благословение Божие, прошу всех граждан Российской империи подчиняться Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всей полнотой власти, до скорейшего созыва Учредительного собрания на основе всенародного голосования, прямого, равноправного, тайного, которое выразит волю народа и установит новую форму правления.
Подписано: Михаил Александрович.
Петроград, 3/16 марта 1917».
Акты отречения Николая II и Михаила Александровича были опубликованы одновременно, и проблема династии разом разрешилась без дальнейших осложнений. Двумя этими актами отмечено окончание самого трудного и одновременно самого вдохновенного периода революции. Царизм уступил место новой революционной власти. В хаосе вырисовывались контуры нового государства. Временное правительство стало центральной точкой, вокруг которой начинал складываться новый порядок. Первый акт революционной драмы — гибель старого режима и рождение нового народного правительства — длился сто часов.
Вспоминая Россию накануне 16 марта, действительно кажется, будто некое божественное дуновение сотрясло страну до основания, не оставив от старого режима камня на камне. Чувствовалось, что ход событий в критический поворотный момент для судеб русского народа направляют силы, непостижимые человеческим разумом. Практически на глазах рухнуло колоссальное мощное здание старого режима, сцементированное кровью и слезами миллионов людей. Слышался грохот падения, стенания погибших под руинами. Надо было бороться всеми силами, чтобы не задохнуться в пыли, поднявшейся при грандиозном крушении, потрясшем мироздание.
Теперь жалкие человеческие существа пытаются мерить своими ничтожными мерками огромную волну, которую могла поднять лишь Божья воля, могучий вихрь судьбы. С самодовольством специалистов они силятся доказать, что все было бы по-другому, если бы то-то и то-то сделать так, а не иначе, все было бы замечательно, если бы кто-то на полчаса раньше принял какую-то резолюцию. Возможно, все было бы по-другому, если бы утром 12 марта Дума осмелилась выступить в официальной роли и возглавить восстание в качестве общепризнанного конституционного парламентского органа. Возможно, не было бы допущено тех или иных ошибок, если бы во главе Совета не стояли люди вроде Стеклова, Суханова, Бонч-Бруевича, Соколова, Чхеидзе и прочих. Возможно, Россия спаслась бы от бед, затопивших ее через восемь месяцев, если б на месте Керенского был бы кто-то другой или Керенского вовсе бы не было.