Когда Рузский пытался убедить царя принять формулу «государь царствует, а правительство управляет», он ответил, «что эта формула ему не понятна, что надо было иначе быть воспитанным, переродиться, и опять оттенил, что он лично не держится за власть, но только не может принять решения против своей совести и, сложив с себя ответственность за течение дел перед людьми, не может считать, что он сам не ответствен перед Богом. Государь перебирал с необыкновенной ясностью взгляды всех лиц, которые могли бы управлять Россией в ближайшие времена в качестве ответственных перед палатами министров, и высказывал свое убеждение, что общественные деятели, которые несомненно составят первый же кабинет, все люди совершенно неопытные в деле управления и, получив бремя власти, не сумеют справиться с своей задачей»112.
Разговор с Рузским закончился около половины двенадцатого ночи, когда царю вручили телеграмму Алексеева с проектом манифеста Базили. Документ, составленный высшим офицером, произвел на него глубокое впечатление. Удалившись на несколько минут, Николай вызвал к себе Рузского и сообщил ему, что принял два решения. Рузский должен информировать Родзянко и Алексеева, что он уступает и позволяет Думе составить кабинет. Второе распоряжение касалось генерала Иванова. Ему следует послать сообщение следующего содержания: «Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать»[144].
Этими распоряжениями царь отказывался от идеи подавить петроградские беспорядки и вступил на путь политического примирения. Он надеялся, что его манифест произведет такое же успокоительное действие на народ, какое в свое время он ожидал от Манифеста 17 октября 1905 года[145].
Это было 2 марта в час ночи. Николай удалился в свой спальный вагон, но всю ночь не мог заснуть, мучимый сомнениями, приведут ли к желаемому результату его уступки, и беспокоясь о семье: «А мысли и чувства все время там! — записал он в дневнике. — Как бедной Аликс должно быть тягостно одной переживать все эти события!» В 5.15 он все еще не спал113. Рузский связался с Родзянко по аппарату Хьюза в 3.30. Их разговор, длившийся четыре часа, возымел решающее действие на принятие Николаем решения об отречении, ибо именно из этого разговора Рузский, а через него и другие генералы высшего командования узнали, сколь отчаянное положение сложилось в Петрограде, и поняли, что манифест, дарующий Думе право назначить кабинет министров, пришел слишком поздно114. И они, в свою очередь, стали добиваться от царя отречения.
Рузский сообщил Родзянко, что царь согласился на создание кабинета, назначаемого законодательными органами и ответственного перед ними. Родзянко ответил:
«Очевидно, что его величество и Вы не отдаете себе отчета, что здесь происходит. Настала одна из страшнейших революций, побороть которую будет не так-то легко… Войска окончательно деморализованы, не только не слушаются, но убивают своих офицеров. Ненависть к государыне императрице дошла до крайних пределов… Считаю нужным Вас осведомить, что то, что предполагается Вами, уже недостаточно, и династический вопрос поставлен ребром».
На просьбу Рузского объясниться Родзянко ответил, что «везде войска становятся на сторону Думы и народа, и грозные требования отречения в пользу сына при регентстве Михаила Александровича становятся определенным требованием»[146]. Он порекомендовал прекратить присылку в Петроград частей с фронта, «так как они действовать против народа не будут».
Пока Рузский беседовал по прямому проводу с Родзянко, запись их разговора передавалась телеграфом Алексееву. Алексеев был потрясен тем, что ему пришлось прочесть. В девять часов утра 2 марта он связался с Псковом, прося немедленно разбудить царя («Все этикеты должны быть отброшены») и показать ему запись разговора Рузского с Родзянко — на карту поставлена судьба не только царя, но и всей династии, и самой России115. Генерал на другом конце связи ответил, что царь только недавно заснул и что через час назначен доклад Рузского.
Алексеев и другие генералы Ставки теперь решили, что выбора не осталось: Николаю следует последовать совету Родзянко и отречься116. Но Алексеев достаточно хорошо знал Николая, понимал, что он пойдет на это только под давлением со стороны военных, и поэтому взялся сообщить текст разговора Рузского с Родзянко главнокомандующим фронтов и флотов. Он сопроводил сообщение собственной рекомендацией об отречении царя в пользу царевича Алексея и вел. кн. Михаила Александровича, с тем чтобы предотвратить развал армии, сделать возможным продолжение войны и спасти независимость России и судьбу династии. Он просил всех принявших его послание сообщить свое мнение непосредственно в Псков, а копию направить ему117.
144
Мартынов. Царская армия. С. 145. Телеграмма Иванову была послана по просьбе Алексеева (см.: КА. 1927. № 2 (21). С. 31).
145
Иванов добрался до Царского Села, где встретился с императрицей (Мартынов. Царская армия. С. 148), но его экспедиция в Луге, на подъезде к Петрограду, была остановлена восставшими, и солдаты разагитированы не исполнять своей миссии (см.: РЛ. 1922. № 3. С. 126).
146
В действительности «народ» вовсе не требовал на трон царевича при регентстве: так хотелось думать части думских политиков.