После заключения перемирия у победоносных союзников остался один общий интерес: стабилизация обстановки в России и создание в ней правительства, с которым можно будет достичь соглашения относительно границ послевоенной Финляндии, прибалтийских республик, Польши, закавказских государств и Прикаспия. Президент Вильсон высказал эту мысль просто: «Европа и весь мир не могут пребывать в мире, если Россия воюет»54. Ллойд Джордж был с ним вполне согласен: «Никакого мира не наступит, пока мир не наступит в России. Война в России означает войну на половину Европы и почти на половину Азии… Цивилизованный мир не может позволить себе оставить Россию в изоляции и запустении…»55 Государственных деятелей, собравшихся в Париже в начале 1919 г., гораздо больше волновало, будет ли вообще в России единое правительство, чем то, кто именно ею будет управлять. В идеале им хотелось бы, чтобы враждующие российские стороны так разобрались между собою, чтобы между ними не приходилось выбирать; однако, поскольку это оказалось невозможно, союзники приняли решение договариваться с Москвой.
Помимо указанного общего интереса, у каждой из союзных держав имелась и глубоко личная заинтересованность в данном регионе. Британия, конкурировавшая на протяжении всего XIX века с Россией на Ближнем Востоке, колебалась между желанием, чтобы большевизм уступил место более привычной системе власти, и страхом, что в этом случае Россия снова начнет угрожать Индии и посягать на восточное Средиземноморье. Франция желала вернуть капиталовложения, утраченные ею вследствие большевистских экспроприации и отказа советской республики от финансовых обязательств, а также предотвратить сближение последней с Германией. У Соединенных Штатов не существовало четко выработанной политики в отношении России, поскольку не было территориальных или сколько-нибудь значимых финансовых претензий к ней; они стремились только к восстановлению стабильности, предпочтительно (но не исключительно) демократическими средствами. В случае развития событий в нежелательном направлении Вашингтон был готов предоставить Россию ее судьбе. Самые определенные намерения высказывала Япония: она хотела аннексировать российские дальневосточные губернии. Политическая ситуация осложнялась тем, что внутри каждой страны существовали конкурирующие группировки, одни из которых призывали к уничтожению коммунистического режима, другие — к соглашениям с ним; в этом конфликте сталкивались Черчилль и Ллойд Джордж, министр иностранных дел США Роберт Лэнсинг выступал в нем против президента Вудро Вильсона и его советника полковника Эдварда Хауза. Неудивительно, что идея интервенции получала большую поддержку, когда белые одерживали победы. В итоге иностранное вмешательство в российской гражданской войне никогда не достигало того единства и целеустремленности, которых ожидал от него Ленин и которые приписывались этому вмешательству советскими историками.
Поначалу Британия и США пытались решить русскую проблему, уговаривая враждующие стороны сесть за стол переговоров.
Ленин никогда не сомневался в том, что, как только боевые действия на Западе прекратятся, победители и побежденные объединят силы для «крестового похода» против большевистского режима. В начале 1919 г. командование Красной Армии ожидало массированной интервенции военных сил союзников в поддержку белых. Чтобы предотвратить такую угрозу, Ленин решился прибегнуть к упредительным мирным переговорам. Поскольку он сильно переоценивал готовность западных союзников посылать военные силы в Россию, то был готов на большие уступки, подобные тем, какие были сделаны им в Брест-Литовске в угоду Германии. У нас имеются все основания верить, что Ленин искренно собирался следовать большей части предложений, заявленных им зимой 1918–1919 гг.
В навечерие Рождества 1918 г. Максим Литвинов, старый большевик и заместитель комиссара иностранных дел, направил из Стокгольма президенту Вильсону ноту, составленную таким образом, чтобы воздействовать на сентиментальную натуру президента. В этом документе он предлагал от лица своего правительства разрешить посредством переговоров все претензии, имевшиеся у Запада по отношению к России, включая долги последней и вопрос о коммунистической пропаганде за рубежом56. Вашингтон направил в Стокгольм эмиссара для встречи с Литвиновым. Эмиссар известил, что предложение, по всей видимости, добросовестное, после чего Ллойд Джордж с согласия президента Вильсона предложил, чтобы стороны, задействованные в российской гражданской войне, встретились в Париже. Когда выяснилось, что Франция не готова предоставить гостеприимство подобной конференции, ее проведение назначили на Принцевых островах, неподалеку от Константинополя57. Москва не замедлила принять приглашение, подтвердив готовность признать иностранные долги России, принять территориальные поправки, заключить концессии по разработке недр и приостановить враждебную пропаганду58. Авторы официальной истории советской дипломатии объясняют, что эти уступки являлись «дипломатическим маневром», предпринятым не для того, чтобы удовлетворить претензии западных держав, но с тем, чтобы «сорвать с них маску» и продемонстрировать их истинные цели59. Однако торгашеский тон ответа советского правительства произвел впечатление обратное тому, на которое оно рассчитывало: оскорбленные главы западных держав заявили с негодованием, что отвергают «какие бы то ни было предположения о том, будто их военное присутствие в России обусловлено подобными целями», и что «наивысшее желание союзников — восстановление мира в России и учреждение в ней правительства, избранного волей широких масс российского народа»60.