Зная о проникновении в ряды демонстрантов боевиков революционных партий, замышляющих переворот и убийство царя, Николай II предпочел уклониться от ответственности православного правителя. Вместо того чтобы принять шествие с надлежащими мерами безопасности, он провел воскресенье со своей семьей в Царском Селе, оставив в Зимнем дворце невнятные распоряжения[111]. Когда спустя несколько дней он захотел исправить ошибку и продемонстрировал избранному кружку рабочих внимание к их нуждам, момент был уже упущен. Весной и летом самодержец беспомощно наблюдал, как движение «Кровавого воскресенья» ширится по всей стране, и манифестом 17 (30) октября 1905 г. вынужденно предоставил своим подданным свободы, которые мог бы даровать в январе в качестве продуманного акта великодушия.
1.2.2.2. Первая искра — «Кровавое воскресенье на Неве»
Представители «революционной организации» обещание не сдержали. Они размахивали красными флагами, несмотря на протесты идущих рядом рабочих[112], и выкрикивали в лицо вооруженной охране дворца провокационные лозунги[113]. Масса незваных личностей теснила и подгоняла с боков и сзади стройные ряды из тысяч молящихся и поющих членов «Собрания русских фабрично-заводских рабочих» во главе с несущим икону священником (за которым следовал эсер Рутенберг). Этот сильный, организованный нажим, систематически волнами прокатывавшийся от задних рядов до передних и поневоле бросавший их на дворцовую охрану, по описанию очевидца Максима Горького, сыграл решающую роль в перерастании мирного шествия в массовую демонстрацию с последующим кровопролитием[114]. После неоднократных тщетных предупреждений солдаты в панике открыли огонь по напирающим на них передним рядам. Шествие рассыпалось, оставив на покрасневшем от крови снегу свыше 70 застреленных рабочих[115], — картина, которая привела столицу Российской империи в ужас, а столицы западных стран в негодование. Пока понимающие наблюдатели вроде Горького, глубоко посрамленные, отступали в безопасное место[116], Рутенберг выдернул сопротивляющегося священника из-под града пуль, затащил в какой-то подъезд, предусмотрительно прихваченными ножницами обрезал ему бороду и переодел его в цивильную одежду. Сначала он прятал Гапона на конспиративных квартирах (включая горьковскую), а затем подготовленными маршрутами вывез за границу.
Религиозное шествие, превращенное в политическую демонстрацию агрессивно-наступательного характера, имело некое боевое продолжение[117], доказывавшее, что неожиданный для организаторов демонстрации огонь со стороны дворцовой охраны предотвратил ее переход в вооруженное восстание. На Васильевском острове во второй половине дня 9 января, явно согласно существующему плану, стали взламывать и грабить оружейные магазины, раздавая оружие всем желающим, перерезать электропровода и возводить уличные баррикады. Все это указывало на хорошо подготовленную акцию в поддержку вооруженного восстания в столице. Поскольку большого притока рабочих на остров не произошло, полиция после довольно длительной осады навела там порядок, причем опять не обошлось без жертв.
Спровоцированный большевиками разгром шествия с петицией послужил искрой, которая разожгла первую русскую революцию. Ее зачинщицей, судя по докладу японского разведчика Акаси, выступила партия Ленина, чья «косвенная помощь», с точки зрения японца, «главным образом» «прославила» доверчивого священника-реформатора Гапона как героя этой революции. Упомянутые Акаси социал-демократы во главе с Горьким и «революционная организация» из рассказа Невского в основном совпадали по составу и в равной мере получали указания от Ленина. Среди других большевиков в Москву из Петербурга приехал Л. Б. Красин, ратовавший, как и его партийный шеф, за скорое вооруженное восстание, чтобы вместе с ближайшими товарищами, в том числе корреспондентом Ленина А. А. Богдановым, тайно руководить проникновением в гапоновское движение. Вероятно, не без участия Красина Гапон, потрясенный кровавым исходом своего шествия, некоторое время скрывался сначала в близлежащей квартире Горького, затем либо в доме крупного предпринимателя-старовера С. Т. Морозова, либо в некоем убежище в пригородах столицы (сведения разнятся), а оттуда тайными путями выбрался за границу — причем в Женеву, с рекомендательным письмом к Ленину! Горький, который дружил с писателем и членом ЦК РСДРП Л. Н. Андреевым, издавал свои произведения в Германии с помощью (небескорыстной) Парвуса, способствовавшего постановке в немецких театрах пьесы «На дне», был тогда близок с Лениным и его партией. Красин и Богданов по желанию Ленина добивались от него финансовой помощи большевикам[118]; Савва Морозов, познакомившийся с Красиным через Горького годом ранее, предоставил Красину доходную должность на одном из своих подмосковных предприятий и ежемесячно выделял большевистской партии немалые суммы.
111
«Николаю II недостало ни мужества, ни сердца… оценить по достоинству намерения наивного священника-идеалиста. Вместо того чтобы милостиво принять тех, кто шел к нему со всем доверием, он спешно, чуть ли не как вор, под покровом ночи покинул дворец, приказав принимать народ — другим… До 22 января 1905 года Николай II мог по своему усмотрению решать, даровать ли своей стране конституцию… теперь это уже от него не зависит» (Zilliacus K. Das revolutionдre Russland. S. 376).
114
«Несколько человек оглянулось — позади их стояла плотная масса тел, из улицы в нее лилась бесконечным потоком темная река людей; толпа, уступая ее напору, раздавалась, заполняя площадь перед мостом. Несколько человек вышло вперед и, взмахивая белыми платками, пошли навстречу офицеру… подчиняясь напору сзади, люди двигались вперед… впереди все… махали белыми платками… Раздалось несколько крепких слов. Даже за одно из них четверть часа тому назад толпа разорвала бы в клочья… Почти вплоть к солдатам… люди… поддаваясь толчкам сзади, порою толкали солдат… Разойтись было физически невозможно, — толпа густо залила всю маленькую площадь, а из улицы, в тыл ей, все шел и шел народ… Уйти от нее [смерти] было некуда… Солдаты взмахнули ружьями, взяв на прицел, и все оледенели в однообразной, сторожкой позе… испуганно сорвался залп» (Ibid. S. 23, 24, 32, 35, 39, 40).
115
«Правительственный вестник» (№ 7 от 11 [24] января 1905 г.) сначала сообщил о 76 убитых, включая начальника одного из городских полицейских участков, и 233 раненых, а к концу дня скорректировал данные: «…число пострадавших оказывается: убитыми — 96 человек и ранеными — 333 (в том числе 53 зарегистрированы в амбулаторных пунктах)». Ленин из этих цифр сделал «список 4600 убитых и раненых», дополнительно преувеличивая трагизм происшедшего; см.: Арутюнов А. Ленин: Личностная и политическая биография: В 2 т. М., 2002. Т. 1. С. 61.
116
«9 января 1905 года я с утра был на улицах… видел жалкую фигуру раздавленного „вождя“ и „героя дня“ Гапона, видел „больших“ людей наших в мучительном сознании ими своего бессилия. Bce было жутко, все подавляло в этот проклятый, но поучительный день» (Горький М. Полн. собр. соч. М., 1968–1976. Т. 20. С. 74). Поучительным этот день стал и для благожелательных спонсоров большевистской партии, наподобие Саввы Морозова, которые с тех пор перестали давать ей деньги.
118
В понедельник после Кровавого воскресенья, 10 (23) января 1905 г., окрыленный происходящим Ленин писал в Петербург: «Наконец мы начали „Вперед“… Помощь в первые месяцы нужна дьявольски, ибо, если не будет аккуратного выпуска, то вся позиция большинства п о н е с е т гигантский, едва поправимый удар. Не забывайте этого и тащите (о с о б е н н о с Г о р ь к о г о) хоть понемногу [разрядка в тексте. —