Позже Ленин косвенно взял на себя ответственность за использование священника в своих целях и разжигание первой русской революции. Когда некоторые меньшевики заговорили, что Гапон (тогда уже убитый) и его сторонники «быстро освободились от полицейского привкуса и повели чисто классовую политику»[119], Ленин не смог промолчать. «Освободились благодаря сознательному участию в этом деле организованной с[оциал]-д[емократической] партии, никогда не соглашавшейся передавать руководство политикой пролетариев беспартийным организациям… Мы принимали участие в зубатовском и гапоновском рабочем движении для борьбы за с[оциал]-д[емокра]тию», — признал он[120]. Ленин в то время уже отзывался о покойном исключительно с презрением. Очернение им «рабочего попа» вплоть до 1917 г. приобретало все более гротескные черты. Его товарищи и комментаторы, следуя его примеру, характеризовали «попа-провокатора» как «полное ничтожество» и утверждали, что на роль организатора шествия, которое привело к Кровавому воскресенью и, таким образом, к первой революции, он был «выдвинут» «движением масс»[121].
1.2.2.3. Ленин придумывает революцию
Ленин в Женеве услышал о кровавом исходе воскресной демонстрации на Неве на следующий день, 10 (23) января, из уст своего товарища А. В. Луначарского «с ликованием»[122]. Он с энтузиазмом приветствовал трагическое происшествие как «величайшие исторические события», «начало революции» с «тысячами убитых и раненых»[123]. Тут же превратив спровоцированный его товарищами местный инцидент в столице в начало ожидаемой революции по всей стране, он путем целенаправленного пропагандистского предвосхищения событий старался преувеличить его смысл, тогда как российская общественность еще видела лишь отдельные локальные вспышки недовольства в очагах революционно-анархистской агитации (царь даже в 1910 г. спорил с премьер-министром П. А. Столыпиным, отрицая, что в 1905 г. в России была «революция»). Только в ходе последующего массового ввоза закупленного на японские средства оружия эти местные беспорядки стали перерастать в общероссийское движение. Процесс, кстати, начался с портовых городов Прибалтики и Закавказья: именно им первым доставалось оружие из японских поставок. Пропаганда, которую вел Ленин по заданию Акаси, существенно способствовала тому, что за границей нарождающемуся движению придавалось гораздо большее значение, чем оно имело в тот период в России.
При этом Ленин обозначил момент «начала революции» и как начало внутренней «войны», тем самым впервые провозглашая общую с неприятельским Генштабом стратегию: углубить внешнюю войну посредством внутренней или гражданской войны и таким образом одержать победу над громадной империей с неисчерпаемыми людскими и материальными резервами. Его пропагандистское предвосхищение всероссийской революции сделало его в 1905 г. ценным союзником японского Генштаба, а на четвертый год Первой мировой войны — незаменимым помощником Людендорфа в России.
Навестив Ленина на женевской квартире в начале февраля 1905 г. (до 4 [17] февраля[124]), Гапон поставил его в неловкое положение: двумя неделями ранее Ленин заклеймил Гапона как «провокатора»[125], который, пусть, может быть, и «бессознательно», завлек неопытных, доверчивых рабочих в ловушку в соответствии с планом бойни[126], якобы составленным генералами и тайной полицией в сговоре с Романовыми, дабы преподать устрашающий урок всему революционному пролетариату. Появление исполненного благих намерений, политически наивного священника, должно быть, открыло Ленину нечто иное и побудило его обратить внимание на возможность использования визитера, поскольку 4 февраля он поспешил в конфиденциальной, предназначенной только для внутрипартийного употребления записке под названием «„Царь-батюшка“ и баррикады»[127] снять с Гапона обвинение в провокаторстве. Публично он ничего подобного не сделал и потому с декабря 1905 г. в своей очернительской кампании против «попа-предателя» мог спокойно продолжать настаивать на этом подозрении. Однако 4 февраля в партийном кругу он отметил историческую роль Гапона «в начале русской революции» и объявил недоверие петербургских товарищей к попу понятным, но необоснованным.
120
Ленин В. И. Ларин и Хрусталев // Труд. 1907. 15 (28) апр. Перепеч.: Ленин В. И. Сочинения. 3-е изд. Т. 11. С. 193–196. Еще позже (в 1910 г.) он утверждал, что 9-е января стало «одним из… поворотных пунктов… в русской революции» исключительно для его партии, и призывал немецкую социал-демократию брать с нее пример. См.: Ленин В. И. Два мира // Социал-демократ. 1910. 16 (29) нояб. Перепеч.: Ленин В. И. Сочинения. 3-е изд. Т. 14. С. 382.
123
Ленин В. И. Начало революции в России // Вперед. 1905. 18 (31) янв. Перепеч.: Ленин В. И. Сочинения. 3-е изд. Т. 7. С. 79–81. Здесь Ленин ввел понятие «начала революции». Статью завершали слова: «Да здравствует революция! Да здравствует восставший пролетариат!»
124
Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника: В 12 т. М., 1970–1982 (далее — Биохроника). Т. 2: 1905–1912. С. 22. Ленин скрыл визит Гапона к нему на квартиру, и Крупская в воспоминаниях перенесла их встречу на «нейтральную почву, в кафе»: Krupskaja N. Erinnerungen an Lenin. S. 126. Советские исследователи последовали ее примеру.
125
Ленин В. И. Поп Гапон // Вперед. 1905. 18 (31) янв. Перепеч.: Ленин В. И. Сочинения. 3-е изд. Т. 7. С. 84–85.
126
Ср.: Ленин В. И. План петербургского сражения // Вперед. 1905. 18 (31) янв. Перепеч.: Ленин В. И. Сочинения. 3-е изд. Т. 7. С. 86–87.
127
Она была впервые опубликована через два года после смерти Ленина в «Ленинском сборнике V» (М., 1926), затем в полном собрании сочинений: Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5-е изд. М., 1967–1981 (далее — ПСС). Т. 9. С. 216–219.