Среди отдельных операций, управляемых японцами, определенным приоритетом пользовалось провоцирование бунта на броненосце «Потемкин» (28 июня 1905 г. н. ст.). Мятежный броненосец должен был поддержать бортовой артиллерией вооруженное восстание в Одессе[137]. Это предприятие имело для японского Генерального штаба особое значение, так как могло парализовать русский Черноморский флот и помешать отправке новых эскадр в Тихий океан. Русские революционеры в эмиграции ждали от него прорыва в закрытую для них доселе область — армейские и флотские части, — который им, несмотря на усердную пропаганду, никак не удавался; поэтому Ленин превозносил «громадное значение последних одесских событий», когда «впервые крупная часть военной силы царизма — целый броненосец — перешла открыто на сторону революции»[138].
Большой генштаб внимательно следил за распространением беспорядков на стратегически важный ключевой пункт на юге России. Император разрешил Главному морскому штабу внедрять своих офицеров в качестве разведчиков в германское генеральное консульство в Одессе для более удобного наблюдения за Черноморским флотом уже в 1900 г., задолго до того, как перед войной надежная сеть из немецких офицеров разведки была создана и в русских военных портах Балтийского флота (Свеаборг-Гельсингфорс, Гангут, Або, Кронштадт, Рига, Ревель, Либава). Начальник секции оперативного отдела Эрих Людендорф, возможно, смотрел, как развивается повстанческое движение, охватывая знакомую ему Одессу, с преждевременной эйфорией: он вообще слишком «часто» надеялся «на русскую революцию ради облегчения нашего военного положения», но до 1917 г. надежды неизменно оказывались «воздушными замками»[139]. Ленин лично подключился к любимому проекту своего наставника Парвуса и особенно досадовал, когда восстание в Одессе провалилось[140]. Из воспоминаний его жены известно, что он неоднократно разговаривал с матросом Матюшенко, одним «из самых видных участников восстания на „Потемкине“» — уж конечно не о крестьянском вопросе, как утверждала Крупская! Он познакомил Матюшенко с Гапоном и не раз принимал у себя обоих вместе[141]. Однако мятеж, начавшийся многообещающей канонадой, после подавления восстания в Одессе стал затихать и окончательно сошел на нет, когда экипаж броненосца, спасаясь от неизбежной кары, решил уйти в открытое море. Бегство бесславно закончилось в румынском порту Констанца: команда покинула корабль и сдалась румынским властям.
Акаси порицал эту дорогостоящую акцию как «недостаточно подготовленную»[142]. Ленин, с самого начала сильно переоценивший значение мятежа для общего развития революционных волнений («царское правительство оказалось без флота»[143]), не желавший верить в его конец и до последнего следивший за одиссеей броненосца в надежде, что его команда еще поднимет весь Черноморский флот, нашел другое объяснение: «История с „Потемкиным“ показала скорее то, что мы не в силах удержать от преждевременных вспышек подготовляемого восстания [курсив в тексте. — Е. И. Ф.]», — камень в огород в первую очередь соратников-эсеров, а во вторую — меньшевиков-искровцев и бундовцев, которые теперь не без оснований говорили, что русская социал-демократия пока вообще не способна организовать восстание. Ленин возражал им, что матросы «Потемкина» просто были менее подготовлены, чем матросы других судов, и восстание вышло «менее полным», чем могло бы быть. Из этих (неверных) предпосылок он делал вывод, что «в задачу подготовки восстания входит задача удерживать от преждевременных вспышек подготовляемого или почти подготовленного восстания», ибо «стихийно растущее восстание обгоняет нашу сознательную и планомерную работу его подготовки [курсив в тексте. — Е. И. Ф.]»[144].
Кивая на матросов других военных кораблей, Ленин допускал намеренную натяжку, поскольку сам знал, что большевики, при всех усилиях найти сторонников восстания в армии и на флоте, лишь в исчезающе малом количестве случаев добивались недолговечных успехов[145]. Поэтому один из важнейших уроков, вынесенных им из провала одесского восстания, касался необходимости создания революционной армии. Он писал: «Только… отряды революционной армии могут одержать полную победу, послужить опорой революционного правительства. А революционное правительство — такая же насущно необходимая вещь на данной стадии народного восстания, как революционная армия. Революционная армия нужна для военной борьбы и для военного руководства массами народа против остатков [sic] военной силы самодержавия. Революционная армия необходима потому, что только силой могут быть решены великие исторические вопросы, а организация силы в современной борьбе есть военная организация… Революционная армия и революционное правительство, это — две стороны одной медали. Это — два учреждения, одинаково необходимые для успеха восстания и закрепления плодов его [курсив в тексте. — Е. И. Ф.]»[146].
137
Объемы финансирования этого предприятия неизвестны, но один только матрос, подстрекавший к бунту, получил 40 тыс. рублей. См.: Possony S. T. Lenin. S. 559, Anm. 1.
138
Ленин В. И. Революционная армия и революционное правительство // Пролетарий. 1905. 27 июня (10 июля). Перепеч.: Ленин В. И. Сочинения. 3-е изд. Т. 7. С. 380.
140
«Неудача горькая, поражение тяжелое» (Ленин В. И. Революция учит // Пролетарий. 1905. 13 [26] июля. Перепеч.: Ленин В. И. Сочинения. 3-е изд. Т. 8. С. 13–20).
144
Ленин В. И. Теория самопроизвольного зарождения // Пролетарий. 1905. 1 (14) сент. Перепеч.: Ленин В. И. Сочинения. 3-е изд. Т. 8. С. 194–198.
145
См. об этом: Керсновский А. А. История русской армии: В 4 т. М., 1992–1994. Т. 3. С. 116–118. Керсновский, в юности бывший участником гражданской войны, в 1920–1940-х гг. в Париже изучил и проанализировал всю литературу о Первой мировой войне, выходившую в СССР и в эмиграции, а также французские архивные источники.