«Донельзя счастливый»[192] Красин включился в русское направление деятельности «Сименс-Шуккерт», поработал во всех отделах берлинского главного офиса фирмы, занимавшихся заказами российского военного министра, стремясь попасть в Россию до начала военных действий. Мнимое «воздержание от политики»[193] и притворный «отход от революции»[194] являлись необходимым условием для того, чтобы его направление на российские дочерние предприятия «Сименс» в период обострения политического кризиса не встретило препятствий. Назначив его в 1912 г. директором своего московского филиала, «фирма похлопотала о его возвращении в Россию… так что у Красина не возникло проблем с полицией»[195]. Весной 1914 г. «Сименс» сделала успешного руководителя московского филиала «генеральным директором» петербургского представительства «Сименс-Шуккерт» и накануне войны перевела его в российскую столицу. Передача управления предприятиями российскому подданному предотвратила национализацию фирмы враждебного государства в рамках т. н. экономической войны; эта предосторожность во многом оградила «Сименс» — как и другие крупные немецкие концерны в Российской империи — от действия российского военного законодательства[196]. При переселении в столицу Красин, не желая без нужды провоцировать охранку, по старой привычке снова снял для себя и семьи дом в финской Куоккале[197]. Не заметив за год никаких признаков полицейского наблюдения, он летом 1915 г. перебрался в самый аристократический район — купил роскошную усадьбу в Царском Селе, где находилась императорская резиденция. Отсюда он стал завоевывать себе монопольное положение в российской военной промышленности. С образованием в 1915 г. Военно-промышленного комитета Красин возглавил его электротехническую секцию. Превращая филиалы «Сименс» в оплоты большевистской пропаганды и пораженческой деятельности, он старался распространить свое влияние и на другие российские военные предприятия, «сохранял за собой директорские посты еще в нескольких фирмах, занятых военным производством»[198]. Он позаботился о назначении председателем совета директоров Русского общества «Сименс-Шуккерт» (Екатерининский канал, 25) могущественного русского предпринимателя А. И. Путилова, председателя правлений Русско-Азиатского банка и Общества Путиловских заводов, а тот, в свою очередь, ввел Красина в совет директоров Русско-Азиатского банка. Через Путилова Красин получил доступ к электротехническому оборудованию его оружейных заводов и важной Путиловской верфи. Через него же проторил дорогу к другим военным предприятиям — с теми же обаянием и тактом, которые некогда подкупили Савву Морозова, побудив его финансировать ленинскую партию, добился, чтобы Путилов, «под впечатлением от деловой хватки Красина», передал ему руководство пороховым заводом Барановского: «Красин одновременно управлял и концерном „Сименс-Шуккерт“, и заводом Барановского; они производили отчаянно необходимые русским армии и флоту вооружения и боеприпасы. По приглашению Путилова Красин стал членом правления Русско-Азиатского банка»[199]. В этом качестве, а также будучи приятелем шведского банкира, директора стокгольмского «Нюа банкен» Улофа Ашберга[200], который, со своей стороны, имел деловые связи с Берлинским дисконтным обществом — партнером германского правительства по переводам в Швецию денег для петроградских большевиков, Красин прикрывал денежные потоки из Германии, маскируя их происхождение и назначение.
Любовь Красина, не посвященная в политическую деятельность супруга, отмечая, как страдало важное военное производство от регулирования и вмешательства со стороны властей, не упомянула об участии собственного мужа в затягивании выполнения государственных заказов и саботаже производства и поставок для фронта[201]. Если уж некоторые военно-промышленные комитеты подозревались в том, что попали под влияние врагов, мешающих военным усилиям России, то Красину руководство электротехнической секцией Центрального ВПК[202], несомненно, открывало чрезвычайные возможности подобного рода. Как технический директор русских филиалов «Сименс» и директор порохового завода Барановского глава электротехнической секции ВПК имел самые тесные контакты с заказчиками в армии и на флоте. Он кочевал по их базам и оперативным районам, словно «летучий голландец» (как выразился, по словам Любови Красиной, один адмирал), мог при этом делать наблюдения и сообщать их кому следует, передавать указания верным людям большевиков в воинских частях, а у органов безопасности Российской империи из-за высокой протекции, которой пользовался Красин, были связаны руки[203]. В 1916 г. он не побоялся тайно съездить через Швецию в Германию, чтобы лично переговорить с Людендорфом[204], а летом 1918 г. по поручению Ленина официально посетил его в Главной ставке на Западном фронте.
193
Kort M. Leonid Krasin: Engineer of Revolution, 1870–1908. Ann Arbor; Michigan, 1974. P. 329.
196
Русские филиалы «Сименс-Шуккерт» и «Сименс и Гальске» во время войны пользовались высочайшим покровительством. Министр внутренних дел А. Н. Хвостов (23 ноября 1915 г. — 6 июля 1916 г.), встревоженный непозволительными сговорами и невыполнением существующих заказов для армии и флота, начал против них расследование ввиду серьезных нарушений и подозрений в экономическом шпионаже для Германии. Это расследование, которое коснулось и других военных предприятий и крупных банков со скрытым немецким участием, против воли царя было похоронено по знаку из Царского Села (т. е. от царицы по наущению Распутина) и стоило министру его поста. См. показания Хвостова: Падение царского режима: Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного Правительства / под ред. П. Е. Щеголева. Л., 1924–1927. Т. 1. С. 5–7.
197
Любовь Красина подчеркнула связь между подпольной деятельностью мужа на стороне Ленина во время и после первой революции и его секретными заданиями накануне войны, заметив: «Самым разумным казалось поступить так же, как мы поступили девять лет назад, и вот мы снова сняли дом в Куоккале и поселились там ранней весной того года. Это было наше жилище, когда летом началась Великая война» (Leonid Krasin. P. 40 f.).
201
Г. Кёнен справедливо считал Красина «одной из ключевых фигур германо-большевистских контактов во время войны»; см.: Koenen G. Der Russland-Komplex: Die Deutschen und der Osten, 1900–1945. München, 2005. S. 87, Anm.
202
«Красин главным образом и поставил эту организацию на деловую ногу… Он с утра до ночи работал над этой геркулесовой задачей» (Leonid Krasin. P. 41).
204
O’Connor T. E. The Engineer of Revolution. P. 127 (со ссылкой на советский документ 1934 г. в Центральном государственном архиве Октябрьской революции в Москве: ЦГАОР. Ф. 5881, 1934 г. Оп. 2. Д. 658. Л. 82–84).