Товарищи из Совета со мной согласились, доверяя мне, что я здесь не делаю никакого политического шантажа. И гг. Вульфович и Альтгаузен тут же были освобождены…
Но нужно было быть на сходе крестьян и рабочих тому, кто когда либо честно, для истины, вздумает писать историю Гуляй Поля, писать о том колоссальнейшем деле революции, которое намечалось в Гуляй Поле анархистами-крестьянами, вместе с трудовым населением Гуляй Поля и района, которое, когда власти попытались задавить его, разразилось целой революционной бурей, увы! — не получившей своего полного развития. Я говорю, нужно было бы быть таким людям на этом сходе, чтобы убедиться, как труженики серьезно и в то же время с величайшей осторожностью подходили к этому вопросу, к вопросу, который в других местностях Украины безусловно вызвал бы погром и избиение невинных, всеми и вся гонимых, в Русской и Украинской истории, не знавших до сих пор покоя — бедных евреев.
Правда, может быть, большую роль здесь играл докладчик, но вопрос им не был затушеван. Все язвы были обнажены перед сходом. Сход решил оставить все то, что нами было раскрыто, на совести еврейского общества в целом, а руководителям его на первый раз послать свое презрение и заявить, что при повторении со стороны общественных деятелей еврейской общины таких актов против свободы Гуля-Поля, — придется отнестись к ним иначе. Мы принуждены будем в революционном порядке притянуть их к ответу. И этим вопрос был исчерпан. Право участия евреев на всех съездах Советов, во всех общественных делах и их решениях ни на йоту не было урезано. Свобода и равенство мнений признавались одинаково за всеми, кто сознавал право человека на разрушение старого вредного для хода социально-революционных событий и для нарождающегося нового общества, требующего великих жертв и тяжелых усилий от коллективных созидательных сил человека.
До сих пор в Гуляй Поле и в районе существовала; как территориальная единица «земская единица». Но в это время это название совершенно вышло из употребления. Оно было окончательно убито Советом, который общественные функции взял на себя и выделил, по согласию со сходом крестьян, Революционный Комитет для определенного группирования боевых революционных отрядов. В этот комитет для совместного сотрудничества были приглашены: Группа Анархистов-Коммунистов, левые с.-р., поскольку они одиночками существовали у нас (большевиков у нас совсем не было, ни в самом Гуляй Поле, ни в районе), и украинские с.-р., которые представляли группу при «Просвите» во главе с агрономом Дмитриенко. Выделение из Совета Революционного Комитета было результатом тактических соображений Совета, которые поддерживались группой анархистов. Через Революционный Комитет, как особо правомочную в рамках торжества большевистско-левоэсеровского блока революционную единицу, мы более прочно доводили до конца организацию крестьянства. (На рабочих города в то время обратить особое внимание нам не позволяли наши силы, да и жила в нас напрасная вера в наших анархических деятелей, которые сидели по городам… и вели на пустом месте, без всякой связи с ходом революционных событий, ненужные, вредные для дела анархизма споры). В этой определенной задаче, перед Советом встал вопрос: кому из членов поручить идейное руководство Революционным Комитетом? Для Совета нежелательно было передать его кому-либо из не анархистов, и он хотел поручить руководство Революционным Комитетом мне, хотя я к этому не стремился. Я был убежден, что где бы я ни был, Комитет будет следовать в своих действиях той линии поведения, которая будет намечена в группе анархо-коммунистов, разработана Советом и Революционным Комитетом и поддержана населением.
В результате длительного обсуждения, руководство Революционным Комитетом, как единицей революционно-боевой, требующей инициативы и решительного действия, было поручено мне.
За моим уходом из Совета руководство им хотели поручить тов. Максиму Шрамко (беспартийный рабочий-матрос, бывший голова земской единицы. Это пост, от которого я отказался, уехав даже при перевыборах из Гуляй Поля, чтобы не слушать уговариваний и просьб крестьян принять пост Головы). Но Шрамко, после моего отъезда из Гуляй Поля на фронт в Александровск, собрал братию и поехал в имение Косовца-Тихомирова (в двух верстах от Гуляй Поля), которое по моей инициативе было отобрано для школы детей, сирот. Там он растащил богатейшую библиотеку, которой и половины не удалось собрать, и поснимал оконные рамы. Этим он себя, как общественный деятель, скомпрометировал, несмотря на то, что его уважали крестьяне. Руководство Советом ему не поручили, а поручили проверить весь мертвый и живой инвентарь в имениях помещиков, чтобы приготовить списки для весеннего распределения.
Руководство же Советом было поручено бывшему до революции активному члену нашей группы, теперь же только сочувствующему ей — тов. Луке Коростылеву.
Группа анархистов-коммунистов поставила перед Революционным Комитетом вопрос о выяснении его функций.
Комитет объяснил ей и перед всем населением, что он займется, главным образом, революционно-организационной работой среди трудящихся, в целях объединения на одной платформе борьбы за расширение, углубление и развитие революции, против которой со всех сторон строятся фронты, чтобы низвести ее с ее революционной высоты на положение орудия политических партий и их власти.
Тогда группа анархо-коммунистов потребовала от него разоружения батальона бердянского 48-го полка, который был расположен в гор. Орехове (35 верст от Гуляй Поля) и который держался политики наполовину генерала Каледина, наполовину Украинской Центральной Рады. Революционный Комитет еще слаб был для такого действия, это знала и группа А. К. Но он эту идею группы всецело поддерживал. Группа сговорилась на счет разоружения этого батальона с александровской федерацией анархистов, и они выехали, каждая со своими силами, с двух сторон в г. Орехов и разоружили батальон.
Революционная по тому времени власть большевистско-левоэсеровского блока восхищалась действиями анархистов. Командующий силами блока Богданов, — говорят, — изумлялся и радовался, с нетерпением ожидая, что все оружие, отобранное у батальона будет привезено, если не ему, то, во всяком случае, александровскому Революционному Комитету, тем более, что в разоружении участвовала вместе с анархистами М. Никифорова, остававшаяся еще членом этого Комитета.