Контроль в Хапаранде позади. Я сажусь на одни из плоских финских саней, в которые запряжена рыжая лошадка».
Упомянутое и таким способом контрабандно доставленное тайное политическое послание содержит два первых «Письма издалека», которые Ленин, беспокойно томящийся в швейцарской эмиграции, написал 7 (20) и 9 (22) марта революционерам в Петрограде.
На усиленный пограничный контроль в Торнио реагируют и «стратеги апельсиновой корки» из Министерства иностранных дел в Берлине. Они стремятся создать регулярное, не вызывающее подозрений и не нарушаемое цензурными службами почтовое сообщение. В документах Министерства иностранных дел описывается неотложная задача:
Отделение тайного почтового сообщения.
Задача: организация независимого от российской цензуры тайного почтового сообщения с Финляндией и Россией.
В Торнио надежные лица, переправляющие через границу почту. Указание представителю д-ру Доннеру из Финляндии — организовать регулярное почтовое сообщение с Финляндией, Россией и Остзейскими провинциями.
Антимонархические настроения в Петрограде нарастают все быстрее, так что необходимо избегать и по возможности полностью исключить потерю времени и неудачи с курьерами. Уже опять текут деньги агентам Министерства иностранных дел, включая и агента Личева в Стокгольме. Штейнвакс просит в письме от 8 мая 1916 г. внешнеполитическому советнику фон Бергену в Министерстве иностранных дел:
[…] Во-вторых: Личев теперь организовал всю подготовительную работу (бюро в Стокгольме, как и в Хапаранде) и приступил к сбору русских революционеров, живущих в различных городах Скандинавии, для использования их особых способностей. Он напечатал в Стокгольме несколько очень действенных памфлетов и надежными путями доставил их в Россию. — Я покорнейше прошу разрешить выплачивать ему в следующие 3 месяца по 6000 м.
Штейнвакс подсчитывает в общем списке, приложенном к этому письму: «Личев апрель, [зачеркнуто] май, июнь, июль 18000 м.» 27 июля он сообщает Министерству иностранных дел о надлежащем переводе денег Личеву:
Позволю себе представить Вашему Высокоблагородию доклад, прилагая заключенное с Личевым [Licheff вместо Litcheff, sic!] соглашение, и одновременно передать его же подтверждение о получении выплаченных ему 50 000 м. (пятидесяти тысяч марок).
Германская транспортная линия для нелегальной переправки грузов, материалов и людей из Стокгольма через Хапаранду в Петроград получает внутреннее название «Маршрут Хапаранда». Вдоль этого маршрута Берлин через миссию в Стокгольме размещает своих курьеров, чтобы все протекало надежно и согласно пожеланиям. В поле зрения Берлина находятся даже мельчайшие наблюдения и услуги. И незначительные денежные суммы распределяются чрезвычайно педантично. Так, некто Клейн, «маршрутный наблюдатель» на центральном вокзале Стокгольма, получает в месяц триста марок. И об этом должен сообщать Штейнвакс внешнеполитическому советнику фон Бергену в Министерство иностранных дел: «Клейн также успешно переправил в Россию многие важные сообщения и небольшие памфлеты и организовал вокзальную службу в Стокгольме…»
Триста марок в месяц за «вокзальную службу», 6000 марок русскому агенту Личеву на создание и содержание бюро у финской границы под Хапарандой, «деньги агента влияния» на сумму 100 000 марок финскому статскому советнику, который должен выступать за отделение Финляндии от России, — шкала финансирования желаемой революции в России, исходящей из Петрограда, широка.
Тщательно подобранный городской архив «Коммуны Хапаранда» — это сокровищница историй, которым мог бы позавидовать любой приключенческий писатель. Сегодня туристские проспекты указывают на то блестящее общество, которое в годы войны до российской Октябрьской революции проживало в знаменито-пресловутом городском отеле и плело там заговоры. В Хапаранде временно находятся до 200 шпионов, слуг разных господ, и «Городской отель Хапаранда» (Haparanda Stadshotell) на Торгете, одно из немногих каменных зданий посреди деревянного и барачного города с его таможенными сараями и складами для всевозможных товаров, охотно дает приют всем, кто резвится здесь в годы военного хаоса: революционерам, анархистам, королям лесопилок, графам и офицерам секретных служб, адвокатам и дипломатам, банковским директорам и бордельным дамам, торговцам деревом и мехами, агентам и курьерам. Здесь ночуют гости со всего мира: немцы, русские, шведы, финны, датчане, французы, англичане…
За водкой, виски и черной икрой, за лосиным жарким и изысканным оленьим гуляшом они беседуют и обсуждают политические вопросы в большом бальном зале первоклассного отеля, в более интимных кабинетах или в привилегированном кафе «Гуляшные бароны» под венские вальсы, польку, цыганскую музыку или особо любимую публикой «Петербургскую езду на санях» Франца Легара.
Здесь, в городском отеле, проездом в Петроград живет и Ганецкий, «начальник бюро» у Гельфанда в Копенгагене. В городской хронике Ганецкий числится как изрядный «аферист» (Affairsmannen).
Там бывают и финский генерал-губернатор Зейн, принц Карл Шведский, генерал Шувалов, шведский социалист и позднейший премьер-министр Яльмар Брантинг, сестра Красного Креста Эльза Брандстрем, «сибирский ангел», уважаемая и любимая немецкими военнопленными, сербский кронпринц Александр, премьер-министр Песик, вице-консул Вербицкий, Александра Коллонтай, князь Кропоткин… Имена за именами.
Другие, напротив, предпочитают оставаться неузнанными на заднем плане, они не придают значения тому, чтобы их видели на улицах и регистрировали в фешенебельном отеле. К ним принадлежат Шляпников, Козловский, Радек и другие видные участники заговора в большой революционной операции. Но ловкий главный организатор «Маршрута Хапаранда» Александр Шляпников, тем не менее, фигурирует в отельной болтовне и городских сплетнях, по крайней мере, как возлюбленный Коллонтай, моложе ее на 10 лет. О молчаливом и скромном польском адвокате д-ре Мечиславе Козловском шепчутся, что он имеет интимную связь с беззаботной финкой Евгенией Суменсон, которую Коллонтай считает очень подходящей для «денежной цепи» товарищей аполитичной и потому не вызывающей подозрений владелицей банковского счета в Петрограде. Никто не подозревает о Козловском и Суменсон, что они очень скоро станут последним, самым важным звеном именно в этой самой «денежной цепи», которая тянется от Министерства иностранных дел в Берлине и столичных германских банков через Скандинавию до России, к Ленину, к большой партийной кассе. Козловский — в отличие от Гельфанда, к которому Ленин питает неприязнь, — как и Фюрстенберг-Ганецкий, принадлежит к кругу ближайших доверенных лиц вождя революции. Козловский становится ленинским бухгалтером по германо-российскому революционному сотрудничеству.
В подозрительном угловом доме в Басковом переулке в Петрограде все они временно выведут на след больших денег из Берлина. После успешной революции Ленин назначает ученого-юриста комиссаром юстиции. Он участвует в работе над первыми законопроектами нового государства и осуществляет ведущие функции при создании службы безопасности — ЧК (Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем, основана в декабре 1917 г.).
В Хапаранде и сегодня с гордостью сообщают о том, что Ленин после своего знаменитого проезда через Германию здесь, на предпоследней остановке перед своим возвращением в Петроград, в апреле 1917 г. встречается с местным социалистом Акселем Реннмарком, прежде чем на другом берегу, в Торнио, начнется последний этап его 3000-километрового пути из швейцарской эмиграции и он сядет в поезд, следующий в город революции — Петроград.
В течение военных лет городской пейзаж Хапаранды вновь и вновь меняется: и здесь становятся заметны негативные последствия войны. До 1918 г. через город проезжают и здесь обмениваются 75 000 военнопленных обеих сторон, в основном раненых. Городское население принимает большое участие в «инвалидных перевозках», в транспортировке раненых, о которой заботится Эльза Брандстрем.