В узком кругу возникает слух, что Суменсон появляется в угловом доме у Козловского не только с целью отдачи денег, но что у обоих здесь имеется «под одной крышей» и совместная квартира. Однако это ни в коей мере не мешает работе на «денежной линии Гельфанд — Ганецкий — Суменсон — Козловский». У тайной полиции Временного правительства не возникает подозрений, и полковник Борис Никитин, шеф тайной полиции, не располагает, во всяком случае в это время, никакой конкретной информацией. Его, как и его вновь назначенного премьер-министра Керенского и министра юстиции Переверзева, бесит, что он вновь и вновь слышит о германских деньгах, текущих из Берлина в кассу большевиков. Хотя он твердо верит в существование этого денежного трансферта, ему не удается найти никого, кто мог бы привести его к неопровержимым доказательствам. — Аппарат его тайной службы функционирует далеко не достаточно эффективно.
Полковник Никитин, конечно, знает, что большинство курьеров должны прибывать через лазейку в Хапаранде — Торнио. Поэтому он настойчиво внушает начальнику пограничной станции Торнио лейтенанту Борисову, что нужно, наконец, «выловить» подозрительных лиц, находит два тайных места близ Торнио, где люди нелегально переходят границу, но удается поймать лишь контрабандистов-коммерсантов. «Политические» нарушители границы и курьеры, на которых столь падок полковник в Петрограде, не попадают в сеть.
На совещании у министра юстиции Переверзева полковник Никитин вступает в более тесный контакт со своим финским коллегой. Шеф Финского национального контрразведывательного бюро предоставляет Никитину доверительную информацию, что два сельских дома в российско-финском Выборгском пограничном округе используются как места для контактов многими путешественниками между Хапарандой-Торнио и Петроградом. Там часто видели и Александру Коллонтай. Никитин следует указанию и реагирует немедленно.
«Я выбрал для этой работы хорошо подготовленного и деятельного адвоката С., т. к. у него замечательный нюх и интуиция на такие дела», — сообщает Никитин. Агент и профессиональный юрист несколько раз наблюдает за двумя сельскими домами, но и он не может найти и задержать денежных курьеров. Можно ли столь наивно предполагать, что «кайзеровские миллионы» доставляются контрабандой в Петроград, разделенные на мелкие суммы и зашитые в подкладку одежды курьера?
Простой, однако требующий времени и организации трюк, хитроумно придуманный немцами и Гельфандом, продолжает беспрепятственно реализовываться.
Тут полковник Никитин получает неожиданную помощь с совершенно иной стороны. Англичане и французы тоже, конечно, давно заметили, что немцы тайно поддерживают большевиков, чтобы те при победоносной революции и возможном захвате власти очень быстро заключили сепаратный мир с немцами и тем самым вырвали союзницу Россию из фронта с Антантой. Англичане и французы знают и об опасном «игольном ушке» под Хапарандой-Торнио. Они посылают на пограничную станцию своих сотрудников под видом «офицеров-наблюдателей» и без стеснения, с ведома полковника Никитина, участвуют даже в персональном контроле на границе.
Британские и французские офицеры секретных служб с растущим беспокойством наблюдают, насколько мало секретная служба Временного правительства Керенского в состоянии выполнять свои задачи. Самого Никитина, бывшего войскового офицера, лишь после Февральской революции откомандировали прямо с фронта в Петроград, поручив ему эту важную задачу.
Тут дает о себе знать французский офицер-контрразведчик капитан Пьер Лоран и предлагает полковнику Никитину — так сказать, в качестве союзника Антанты — копии телеграмм об обмене некоторой загадочной торговой информацией между поляками, русскими, шведами и финнами. Мсье Лоран не сообщает, подслушали ли они их где-то по телефонным линиям, «сцапали» непосредственно на Петроградском телеграфе или подкупили человека в нужном месте. Французу кажется подозрительным бойкое телеграфное сообщение между датской «Торговой и экспортной компанией» из Копенгагена, ее представительством в Стокгольме, фирмой Фабиан Клингсланд из Дании и ее филиалом в Петрограде, движение на счетах между скандинавским «Ниа Банкен» и русским Сибирским банком в Петрограде, поскольку там нередко возникают имена революционерки Александры Коллонтай и поляка д-ра Козловского, о которых французская секретная служба знает, что оба они близки к движению вокруг Ленина.
Напротив, о Евгении Суменсон, урожденной финке из буржуазной семьи, до сих пор не удается узнать никаких подробностей. Но все же кажется подозрительным, что Суменсон в телеграммах не раз отговаривала торговца Фюрстенберга из Стокгольма приезжать сейчас в Петроград. С одной стороны, по телеграфу передаются распоряжения о сотнях тысяч рублей или крон, с другой стороны, в телеграммах, отправленных в эти мрачные военные дни, говорится о смехотворных дамских чулках или карандашах. То, что в это голодное время срочно запрашивается у швейцарского предпринимателя Нестле мука, выглядит естественно, но среди запросов на подержанные товары появляются срочные телеграммы, подписанные фамилиями Ульянов и Зиновьев и отправленные Фюрстенбергу в Стокгольм, а именно по его частному адресу в Сальтшебадене, фешенебельном пригороде, где говорится и о специальных делегатах на международную социалистическую конференцию в Стокгольме. Все это выглядит в высшей степени подозрительно.
Полковник Никитин благодарит французского капитана и принимается за это чрезвычайно странное дело. Чем глубже он вникает в содержание 29 телеграмм, подобранных французским офицером, тем сильнее в нем укрепляется подозрение, что этими странными карандашами и дамскими чулками зашифрованы названия совсем других товаров. Быть может, речь идет скорее о винтовках или патронах или о денежных суммах, которые должны быть контрабандой доставлены в Россию? Почему Суменсон сообщает Фюрстенбергу, проживающему в стокгольмском «Гранд-отеле», что-то о курьерских письмах и, кроме того, просит его предоставить частным образом ее свекру смехотворную сумму в 200 рублей?
Полковник становится активным. Особым мотивом для него служит то, что новый министр юстиции Переверзев, которого, в свою очередь, торопит лично Керенский, хотел бы видеть конкретные следственные результаты. Хочется получить в руки доказательства против большевиков и их германских спонсоров.
То, что для революционеров вокруг Ленина деньги, кажется, не являются проблемой, все более отчетливо ощущается по быстрому созданию их организации, типографии с их партийной газетой «Правда» и другим видам деятельности. В начале июля тираж «Правды», которая до этого влачила скорее жалкое существование, подскочил до 90 000 экземпляров. Германские деньги должны, очевидно, течь щедро, если партия внезапно издает как-никак 41 газету с поразительно высоким для тех времен общим тиражом в 320 000 экземпляров. Многие из этих газет печатаются на латышском, польском, грузинском, татарском языках и усердно распространяются.
15 апреля выходит первый номер газеты для солдат «Солдатская Правда» с тиражом до 70 000 экземпляров. Для матросов издается «Голос Правды», специально для фронтовых частей — еще одна, «Окопная Правда».
Большевики распространяют ежедневно около 100 000 газет среди солдат и снабжают, таким образом, почти каждую роту российской армии ежедневной большевистской газетой. В июле газетные прессы большевиков выплевывают ежедневно в целом 3 200 000 газет. Всего несколько месяцев назад, в феврале этого года, большевики даже еще не имели собственной прессы. Теперь к этому добавляются еще сотни тысяч листовок.
Влияние большевиков на население особенно возрастает в Петрограде. Меньшевики и связанные с ними группировки вокруг Керенского подозревают, что большевики вскоре хотят захватить себе всю власть посредством путча. Это, естественно, должно быть вскрыто и доведено до сведения мировой общественности.
Никитин организует интенсивное наблюдение за поляком д-ром Козловским, который упоминается в одной из телеграмм. Его поражает, что Суменсон может быть столь важной персоной на секретной линии транспортировки денег между немцами и большевиками. Естественно, его приводит в замешательство и то, что из 29 телеграмм становится очевидно, как деньги текут не только из Стокгольма в Петроград, но и в противоположном направлении. Не является ли все это всего лишь чисто коммерческим передвижением товаров и денег? Полковник Никитин ни в коем случае не желает предстать посмешищем перед общественностью. — Он никогда не сможет раскусить единственную в своем роде запутанную игру Гельфанда, трюк с различными замаскированными фирмами и с переводами денег туда-сюда. Он не очень понимает, как расшифровать текст телеграмм, перехваченных французским офицером.