На тел. № 1771.
Разрушение Антанты и, как следствие, образование новых, приемлемых для нас политических комбинаций является важнейшей дипломатической целью войны. Самым слабым звеном во вражеской цепи представлялось российское кольцо; поэтому было необходимо его постепенно расшатать и, если возможно, удалить из цепи. Этой цели служила деструктивная работа, которую мы организовали за линией фронта в России, в первую очередь поощрение сепаратистских тенденций и поддержка большевиков. Лишь средства, притекавшие большевикам с нашей стороны по различным каналам и под разными вывесками, позволили им оформить «Правду», их главный орган, вести оживленную агитацию и сильно расширить первоначально узкую базу их партии. Теперь большевики пришли к власти; как долго они смогут удержаться у власти, пока еще неясно. Для укрепления их собственного положения им нужен мир; с другой стороны, мы всецело заинтересованы использовать их, быть может, лишь краткое время правления, чтобы прийти сначала к прекращению огня, затем, если возможно, и к миру. [Плохо читаемая рукописная вставка: «О более далеко идущей поддержке… не может быть речи».] Заключение сепаратного мира означало бы реализацию желанной цели войны, разрыв России с ее союзниками. Мощь напряженности, необходимо вытекающей из этого разрыва, будет определять интенсивность потребности России в близости к Германии и ее будущее отношение к нам. Объявленная вне закона своими прежними союзниками, брошенная на произвол судьбы в финансовом отношении, Россия будет вынуждена искать поддержки у нас. Мы сможем предоставить России нашу помощь в различных направлениях; прежде всего, видимо, при упорядочении и восстановлении железнодорожных предприятий (я думаю при этом о германо-российской комиссии, руководимой нами, которая в интересах ускоренного возобновления грузового сообщения должна была бы организовать целесообразное использование дорог на основе единых принципов); затем путем предоставления крупного займа, который необходим России для поддержания функционирования государственного механизма. Он мог бы быть предоставлен в форме кредитов зерном, сырьем и т. д., которые Россия должна будет поставить и за отправкой которых должна была бы следить указанная комиссия. — На базе подобного содействия, которую еще предстоит сформировать в зависимости от потребностей, со временем происходило бы, по моему мнению, растущее сближение между двумя странами.
Австро-Венгрия будет следить за процессом сближения с недоверием и не без озабоченности. Я хотел бы расценить чрезмерно усердное стремление графа Чернина договориться с русскими, как желание опередить нас и помешать неудобному для Дунайской монархии формированию тесных отношений между Германией и Россией. Мы не должны участвовать в этой гонке за благосклонность России. Мы достаточно сильны, чтобы спокойно выждать; мы в гораздо большей мере, чем Австро-Венгрия, в состоянии предоставить России то, в чем она нуждается для восстановления своего государства. Я с надеждой смотрю на дальнейшее развитие дел на Востоке, но считаю целесообразным пока что проявлять известную сдержанность по отношению к австро-венгерскому правительству во всех вопросах, касающихся обеих монархий, также и в польском вопросе, чтобы на всякий случай сохранить свободу рук.
Развитые выше мысли находятся, как я смею предположить, в рамках директив, данных мне Е. В. Прошу представить соответствующий доклад Е.В. и телеграфировать мне Высочайшие указания.
Германский кайзер предложил Кюльману 29 ноября вступить «с, Россией в своего рода союзнические или дружеские отношения» на ожидавшихся тогда мирных переговорах. Кюльман, как часто бывало при крайне важном анализе положения или при долгосрочном планировании политических решений, привлек к формулированию ответного письма германскому кайзеру свою «самую способную политическую голову» в Министерстве иностранных дел, посланника фон Бергена. 3.12.1917 г. Кюльман передает этот текст, набросанный фон Бергеном 1.12.1917 г., Его Величеству, высшему германскому государственному рулевому.
«ПЕРВАЯ АПЕЛЬСИНОВАЯ КОРКА»:
ФИНЛЯНДИЯ
То, что Ленин в состоянии определенной личной паники в июле 1917 г. сломя голову бежит в Финляндию, не является результатом случайного решения. Территория для бегства — Финляндия — избирается целенаправленно. Никто не знает лучше Ленина, что «апельсиновая корка» — Финляндия, наряду с Украиной, возможно, даже больше Украины, сильнее всего проникнута устремлениями к национальной независимости от Российской империи.
Царь вынужден был после финского восстания 1905 года против царского «превосходства», насильственного господства империи Романовых над Финляндией, два года использовать целую Российскую армию, чтобы подавить восстание.
Поэтому Гельфанд в своем принципиальном меморандуме, который он представил 9 марта 1915 г. Министерству иностранных дел в Берлине и который там и во всех других ведущих германских ведомствах, где засели «стратеги апельсиновой корки», нашел столь прочную поддержку, усиленно указывал на Финляндию. Эту страну надлежало первой из «периферийных» территорий выломать, сорвать, «содрать» с многонационального государственного образования. И отмечалось, что Финляндия еще до решающей революции чрезвычайно удобна для доставки известий и грузов и идеально подходит для контра-
банды оружия и взрывчатки в российскую столицу, центр революционного движения. Итак, стратегически важное «периферийное государство» Финляндия ни в коей мере не представляет собой периферийного явления в «политике инсургенизации» германского кайзера и его стратегов. По этой причине и отделение секретных служб IIIb в германском Генеральном штабе вполне успокаивается, когда узнает, что Ленин скрывается где-то в Финляндии.
Естественно, господа и в тот период принимают место пребывания Ленина очень близко к сердцу. (С каким удовлетворением стокгольмский информационный пункт IIIb тогда, через день после прибытия Ленина в Петроград, 17 апреля 1917 г., сообщил в Берлин, что его «въезд в Россию удался» и он работает «как нельзя лучше». — Кстати, именно это сообщение позднее вновь и вновь приводится врагами Ленина в доказательство, что великий вождь революции был агентом немцев.)
Ленин инстинктивно полагается на опытного и прямого финского революционера Карла Вийка, который спас и важного курьера Шляпникова, когда тот на курьерском пути из Торнио в Петроград был арестован на железнодорожной станции и смог бежать. После долгих переходов Шляпников устанавливает контакт с Вийком. Вийк обеспечивает беглецу финский паспорт, так что тот может в относительной безопасности пробиться в Петроград. Ленин знает, что на Вийка он может положиться. Финн принадлежит к тем, о которых Ленин всего два месяца назад писал в своей статье «Финляндия и Россия»: «Царь, правые, монархисты выступают […] за прямое подчинение Финляндии русскому народу. Классово сознательный пролетариат и оставшиеся верными его программе социал-демократы за свободу отделения Финляндии, как и всех других неравноправных национальностей, от России».
Итак, мысли Ленина оказываются идентичны «руководящим принципам» пропагандистской работы в Финляндии, которые германский рейхсканцлер Бетман-Гольвег уже к началу войны в 1914 г. сформулировал в качестве германских военных целей: «Освобождение и безопасность порабощенных Россией племен, отбрасывание российского деспотизма до Москвы».
6 августа 1914 г. канцлер даже поручил германскому посланнику в Стокгольме развязать восстание в соседней Финляндии и для этого представить финнам «перспективу автономного буферного государства (республики)».
Ленин, сопровождаемый Карлом Вийком, точнейшим образом проинформированный им об общих антироссийских настроениях большинства жителей и заботливо проинструктированный, находит в этой стране надежное убежище.
Если бы у российского революционера была возможность полистать толстые фолианты с секретными актами Министерства иностранных дел под грифом «11 с секретно», он мог бы еще спокойнее размышлять о неудавшемся июльском мятеже в Петрограде. Ведь не без основания на крышках переплета от руки помечено: «Операции и подстрекательские акции в России, особенно в Финляндии [sic!] и Остзейских провинциях». Сюда, в Финляндию, с самого начала, в соответствии с планами генштабистов и скоординированно, к самым разным инстанциям и лицам текли деньги из Берлина для фланговой финансовой поддержки запланированной революции в России. Документ А 5 2901 Министерства иностранных дел, письмо из Генерального штаба армии, отделение иностранных армий, Министерству иностранных дел, дают наглядное представление о компетенциях, уровнях отдачи приказов и стабильных контактах между руководящими инстанциями германской политики. Статс-секретарь фон Циммерман сообщает 12 июня 1915 г.: