На финской стороне с начала войны в духе «стратегии апельсиновой корки» неутомимо содействует свержению царского режима видный политик, авторитетный статский советник Эдвард Хьельт. 26 ноября 1917 г. ему даже удается разъяснить свои национально-финские планы великому и всевластному Людендорфу в Главной ставке в Бад-Кройцнахе. Он осаждает Генеральный штаб, Министерство иностранных дел, а также рейхсканцлера Бетман-Гольвега своими планами освобождения Финляндии от царской власти. Конечно, он также настойчиво просит денег. Он является членом комиссии по Финляндии и финского Бюро революционизации, находящихся в Берлине. Во время своих частых посещений Германии он живет в фешенебельных отелях и осаждает также отделение IIIb в Генеральном штабе, секцию П(олитика), по поводу согласия на поставку оружия и боеприпасов для финской повстанческой армии.
Сразу же после начала поставок оружия происходит авария. Всего через 5 дней после Октябрьской революции Ленина германская специальная подводная лодка «UC 57» с 4 тоннами взрывчатки и радиостанцией направляется к южно-финскому побережью. Отборные финские егеря из Локштедта сопровождают секретный транспорт под водой и должны попытаться взорвать железную дорогу на Петроград.
Атака не удается, и германская диверсионная подводная лодка никогда больше не всплывает.
Но деньги должны течь по-прежнему. Письмо Министерства иностранных дел в Дойче Банк, дирекция в Берлине, переправленное кайзеровскими фельдъегерями, курьерами высших правительственных инстанций, информирует о денежных суммах финского статского советника Хьельта:
Секретно! […] прошу открыть финскому статскому советнику Хъелъту из Гельсингфорса, пребывающему в настоящее время в Берлине, отель «Фюрстенхоф», не указывая Министерство иностранных дел в качестве поручителя, кредит до ста тысяч марок — 100 000 марок — и каждый раз соизволить сообщать сюда для возмещения о снятых господином Хьельтом суммах […] прошу уполномочить финского статского советника Хьельта в Берлине, отель «Фюрстенхоф», снимать со своего счета в Дойче Банке в Берлине до пятнадцати тысяч марок — 15 000 марок — в месяц и соизволить соответственно уведомлять об этом здесь Дойче Банк.
Дойче Банк уже через день сообщаете немедленном исполнении просьбы Министерства иностранных дел:
Высокочтимому Министерству иностранных дел
имеет честь подтвердить получение любезнейшего письма от 15 с. м. и покорнейше сообщить, что мы, в соответствии с поручением, аккредитировали у нас финского статского советника Хьельта из Гельсингфорса, пребывающего в настоящее время в Берлине, отель «Фюрстенхоф», на
100 000 м. /сто тысяч марок/
с условием, что он ежемесячно может снимать у нас суммы в общем размере до 15 000 м.
О снятых господином Хьелътом суммах мы каждый раз будем докладывать Министерству иностранных дел для возмещения.
Всего через 10 дней после того, как Дойче Банк утвердил выдачу Хьельту ста тысяч марок, его даже принимает рейхсканцлер. Статский советник возглавляет финскую делегацию, которая хочет обсудить с главой германского государства желанное «снятие апельсиновой корки» с Финляндии. Однако Надольный, руководитель Восточного отдела в Министерстве иностранных дел, подчеркивает при этом, что национальная самостоятельность Финляндии «первой из держав должна быть признана Россией».
Финский генерал Маннергейм пишет, что лишь «под нажимом германских требований Финляндия была признана советским правительством независимым государством».
По поводу этой проблемы повздорили Ленин и Троцкий. Троцкий считает недоказанным, что независимость Финляндии отвечает воле финского народа. Но Ленин одерживает верх, и 31 декабря 1917 г. следует признание независимости Финляндии со стороны России. 4 января 1918 г. соответствующий декрет Совета Народных Комиссаров официально утверждается. И в тот же день по указу кайзера Вильгельма II происходит дипломатическое признание Финляндии Германией.
Однако национальная независимость этой страны очень быстро оборачивается кровавой гражданской войной между «красными» и «белыми». Берлин делает ставку на оба цвета: «красные» Ленина продолжают получать в Петрограде свои уже почти привычные огромные суммы, а созданные генералом Маннергеймом «белые» части получают дорогостоящее оружие. 30 января 1918 г. барон фон Маннергейм через финское представительство в Стокгольме срочно просит по телеграфу политическую секцию Генерального штаба вооруженных сил в Берлине «о переправке как минимум 10–20 тысяч винтовок, 50 пулеметов с боеприпасами, полевых телефонов и мощных беспроволочных приемников и передатчиков, а также 100 егерей».
Уже 17 февраля Маннергейм, вынужденный бежать от «красных» из Хельсинки/Гельсингфорса в Ваазу, получает «егерей», 40 000 винтовок, 70 пулеметов и даже четыре орудия с большим количеством боеприпасов. Берлин не жалеет средств на борьбу с «красными» в Финляндии. Через 4 дня Людендорф после некоторых колебаний решается направить германский экспедиционный корпус из 10 000 человек через Балтийское море — он получает название «Остзейская дивизия» — посреди обширных минных полей к южно-финскому побережью.
Германский кайзер лишь 12 марта, на совещании с ведущими стратегами из руководства Рейха, дает свое согласие на двойную игру с революционной Россией Ленина и «белой» гражданской войной Маннергейма против финских «красных». Людендорф пишет по этому поводу, что «не финские, а всецело германские интересы привели наши войска в Финляндию».
Двумя днями позже это подтверждают крупные германские промышленники Гуго Стиннес и Альберт Баллин, пригласившие на завтрак президента финского Сената Свинхувуда. Требования крупных промышленников к Финляндии бессовестны и недипломатичны. Речь идет о запасах огромных финских лесов, об энергетических ресурсах речных порогов, о перестройке всей железной дороги с широкой российской колеи на нормальную европейскую, о создании германо-финской торговой компании, которая должна направлять и контролировать всю финскую торговлю, и кое о чем еще. Президент финского Сената неприятно поражен такими дерзостями и приостанавливает все проходящие в это время в Берлине коммерческие переговоры своей делегации с немцами.
Однако крупных германских промышленников не мучает совесть из-за их недипломатичных притязаний, они, совершенно напротив, считают их оправданными. В конце концов, это ведь было недвусмысленно сформулировано при установлении германских требований по поводу военных целей еще в начале войны в 1914 г.
Снятие «апельсиновой корки» — Финляндии — в рамках германской политики в отношении периферийных государств очень наглядно демонстрирует переплетение кайзеровской политики, пронизанной манией величия, экспансионистских целей военных из Генерального штаба, агрессивной германской внешней политики Министерства иностранных дел, планов крупной промышленности относительно территориально-экономического проникновения с захватом капиталов. Но пример Финляндии показывает также, что все это недостижимо без кровавого насилия.
Ничто не иллюстрирует лучше территориальные масштабы германской стратегии в отношении периферийных государств, чем письмо добровольного сотрудника Министерства иностранных дел и организатора «Лиги иноземных народов России» остзейского барона Икскуля всего лишь 30-летнему советнику посольства Отто Понтеру фон Везендонку с дружеской признательностью за его неутомимую деятельность и активность в связи с революционной политикой в российских периферийных государствах. Икскуль предлагает — очевидно, скорее в шутку — соорудить два памятника в честь заслуг Везендонка: один — на северной оконечности Финляндии, другой — на южной оконечности Кавказа.